ГЛАВА 1. Неудачная тренировка

*
Осенние листья неслышно порхали вдоль ног у дорог.

А ветер вальяжный небрежно их в кучу большую сберег.

Вновь прыгнул скучающим тигром и снова копну разметал.

Рисунок души моей тихо вспорхнул и, разорвавшись, упал.

(дневник шестой Крошки)

*

Вдо-ох и выдох.

Крошка расслабилась. Дыхательная маска облепила лицо противной медузой, затекла в уши и не давала открыть глаза. Тело утоплено в проводящем растворе, и надежно закреплено. Не пошевелиться. Голову сжимает обруч с пронзившими мозг электродами. Но разум... разум свободен.

Вдох, выдох.

Оставленная лаборантом глубокая круглая рана в подреберье зарастала, распространяя по всему телу волны тягучего тепла и тупой, словно окрашенной густо-малиновым, пульсирующей боли регенерации. Крошка отстранилась от этого привычного и даже ласкающего ощущения боли — тело само знает, что делать. А она пока отдохнет, ощущая себя маленькой капелькой, укрытой где-то внутри головы, за глазами. Эта капелька пряталась, сжималась и только самым кончиком длинного трусливого хвостика трепетала, касаясь вздрагивающего сердца. Вдох, выдох.

«Крошка, ты готова? Я вижу: рана уже зажила».

Проверка всё ещё продолжается, и впереди было самое трудное. Крошка боязливо всхлипнула, но затем почувствовала, что Джи взял ее всю целиком в теплые фантомные ладони, успокаивая и ободряя.

«Да, я готова».

«Найди Вика».

Крошка выпустила мысленный скан, облетая по спирали подземные этажи базы и лаборатории, серые в ментальном зрении. Светящиеся ауры людей и ажлисс... Казармы, гаражи, столовые и мастерские... Дальше! Многоцветье огоньков живых существ, глухое эхо андроидов и предметов, абрисы помещений и зданий. Императорские покои, жилые сектора, офисы и служебные помещения...

Еще дальше...

Арена, полигон, станция подземки, дорога в город... Люди, животные в парке... Выше...

А! Над полигоном висит маленький флаер, и в нём — мягкая и родная аура Вика, секретаря императора. Крошка безмолвно окликнула его, тронув волоконцем мысленного контакта.

«Привет, Крошка! — отозвался Вик. — Уже? Начинаем?»

«Да».

«Следуй за мной!» — Вик медленно полетел прочь.

А её тело вдруг захлебнулось и выгнулось дугой, будто заживо сгорая в раскаленной магме, в которую превратился электролит. Крошку затопила жгущая боль, взрывающая тело и голову. Крошка металась, пытаясь улететь вслед за мыслью. Тянулась и билась, но не могла вырваться. Она была прикована намертво.

«Мысль свободна», — говорил Джи. «Прими боль, — говорил Джи. — Пропусти боль сквозь себя, стань болью, и она поможет тебе, подтолкнет вдаль. Освободит скрытую силу».

Но Крошка не могла. Боль не освобождала. Этот кошмар выедал тело изнутри и снаружи, а она билась в материальной оболочке, обгорая бабочкой в костре. Крошка чувствовала Джи совсем близко: протяни руку — и коснешься, он мог бы помочь! Но Джи закрылся. Она должна сама.

«Ищи Вика!» — ударило мысленное напоминание.

Вик потерялся. Она забыла про Вика. Крошка тянулась к Джи и не могла выбраться. Не могла прорваться сквозь монолит ужаса, раздавивший её волю, силы и желания. Остались только страх и боль. И она, сжавшись в маленькую песчинку, безвольно упала во всеобъемлющий мрак...

Тьма неслышно зажурчала стекающим электролитом, обнажила мокрую холодную кожу и ушла. Крошка очнулась и сразу же задохнулась слезами под маской. Тестер пережёвывает её вот уже десять лет, а она всё не привыкнет! Непроизвольно дернулась всем телом, пытаясь вырваться из пут. Проверка закончилась, но боль продолжала вгрызаться в тело и душу, перемалывая каждую клеточку. Крошка заметалась мысленным сканом, нашла Джи — и он ответил, обволакивая ее любовью и нежностью. Пустил её к себе и мысленно обнял, окутал своим сознанием. Внушением спрятал боль, замещая чувства её тела, согревая и создавая фантомы ощущений.

— Хакисс, результаты такие же, как и полгода назад, — Джи снял с её лица маску и убрал ментальное воздействие. - ты уже достаточно опытная, но никак не хочешь сделать последнее усилие, чтобы выпустить скан в полную силу.

Крошка всхлипнула. Опять она его подвела! И быстро взглянула в синие глаза Императора, боясь смотреть сканом.

— Зачем ты паникуешь? — Джи подвинулся, пропуская к тестеру лаборанта и благожелательно склонил голову. Темная прядка волос соскользнула на высокий лоб. На базе Император сохранял свой естественный внешний вид молодого худощавого мужчины. Только высокий рост и правильность черт выдавала в нем ажлисс. В облике солидного ширококостного дядьки с вечно-седеющей бородкой — Императора нашего, Живого Бога и отца народов, Джи появлялся только на официальных мероприятиях. — Ничего же страшного не происходит, ты не можешь умереть в тестере. И даже если умрешь, то это не смертельно, — тонкие губы Джи едва дрогнули, обозначая улыбку.

Хакисс отвела глаза, пытаясь собраться с мыслями, с силами. По голому телу пробежал озноб. Он назвал её Хакисс, не Крошкой, значит, действительно всё совсем плохо.

Ниша тестера бесшумно повернулась и встала вертикально. Лаборант ослабил крепления, и Крошка ступила неверными ногами на скользкий пол. Дрожа, вытерла слёзы и уткнулась лбом в грудь Джи. Он не любит, когда она плачет.

Джи выдернул у стюарда мохнатую простыню и отослал его за обедом. Завернул Крошку с головой в уютное тепло и подхватил на руки.

Крошка расслабилась и положила голову императору на плечо. «Прости, у меня не получается. Это слишком больно».

Говорить вслух не было сил. Хотелось забыть ослепляюще-белый зал лабораторий, всю эту императорскую базу вместе с бесполезными тренировками. И вот так раствориться в нежности и надежности, тепле и любви, исходящих от её Бога. Просто перестать быть.

— Ты должна пересилить себя. Пропустить боль сквозь себя, стать ей. И тогда ты расширишь свои возможности. Ты права, десять лет учебы, а ты сопротивляешься и боишься сделать еще один шаг, а я не могу понять, почему ты не хочешь. Ты же знаешь, что потом всё будет хорошо.

«Я сделаю тебе хорошо», — добавил он мысленно, убаюкивая внушенными нежными прикосновениями и фантомом счастья.

— Прости... — она не открывала глаз, погруженная в душевный контакт. Выдохнула и прижалась: вот так слиться и остаться навсегда... Выпустила тонкий усик мысленного скана... Нет, Джи идет не в императорские покои, а наверх, в старые казармы! К ней в комнаты. Это тоже нехорошо. Она надеялась, как обычно, после теста отдохнуть вместе с Джи — он бы её утешил, дал сил после убивающей проверки.

Они поднялись на маленьком лифте в коридор наземных казарм. Джи, на мгновение прижав ее покрепче, стремительно прошел в узкие двери и сел на кровать. Крошка потянулась и прижалась губами к его шее, продолжила мысленные ласки легкими поцелуями. Потом, вдыхая обожаемый запах, стремясь оставить его с собой, остаться с ним, в нем, быстро тронула языком кожу под скулой. Выпустила из-под языка короткую мясистую трубочку жала и, посылая робкий вопрос, пугливо царапнула острым костяным кончиком. Она ненавидит пить кровь, но, может, так она упросит его не уходить?

«Можно?»

— Нет, — Джи столкнул ее на постель и встал. — Умойся и поешь нормально. Как полагается. Потом можешь отдохнуть. Учись сама восстанавливать свои силы.

— А ты не побудешь со мной? — слова вырвались сами. Она знала: уговаривать и просить не имеет смысла. Снова испугалась. Опять попросить прощения? Закуталась в одеяло и затихла в ожидании.

— Нет. Я недоволен тобой.

Джи, старательно пряча сожаление, разорвал ментальную связь, закрылся и ушёл к лифту.

Конечно, она могла бы дойти и сама. Сильнее прочувствовала бы свою вину. Но ему захотелось, может, в последний раз погрузиться в источник чистой любви. Шестая Крошка на удивление наивна и, возможно, слишком зависима. Прикоснуться к ней — словно погладить маленькую доверчивую зверюшку. Дотронешься биополем — и получишь квинтэссенцию счастья прямо из её глупенькой души. Несёшь её и, кажется, вот она — готовая цель и долгожданный результат! Но любой детёныш вырастает и Крошка уже близка к взрослению... Пришло время проверки и этого вполне удачного образца. Еще немного и станет ясно: не зря ли он потратил десять лет, дрессируя её — шестого официального экзекутора. Она-то считает, что она первая и единственая. Но в каком-то смысле такая крошка у него первая. Хотя первых двух ажлисс, которых он смог инициировать до уровня экзекуторов, пришлось уничтожить. Третий ненадёжен, четвертый сошёл с ума, пятый — дурак-дураком...

Вместо того, чтобы вернуться на свое рабочее место в лабораторию морфологии, Джи спустился прямым лифтом из казармы в бордовый отсек. Прошёл по длинному коридору и закрыл за собой непроницаемые и закодированные двери «крошкиного» тренажерного зала. В это время на этаже встречаются только андроиды и роботы техслужбы с откорректированной программой, а они его не регистрируют.

В дальнем углу, за тиром, открывалась тайная нора в личные императорские покои. Джи закрыл глаза и переключился на видение сканом. Еще двадцать минут быстрой ходьбы в кромешной тьме изощрённо сделанного прохода — даже при свете тут можно переломать ноги — и Джи сбросил в ладонь браслет коммуникатора. За дверью комнатка Эжа — его личного стюарда. Джи послал код через комм, усыпил андроида и открыл дверь.

Эж тихо лежал на полу прихожей с закрытыми глазами, сложив расписные руки на груди. Вот она выгода биомеханических слуг — подправил память и словно ничего было. Он проверяет андроидов регулярно, но Джул всё равно исхитряется воткнуть передатчики во всё и всех. Давно бы сделал ей еще одну смертельную аварию, но пока нет замены. «Боевая подруга Императора», регент Карао Джул умудряется выкашивать всех перспективных нейробиологов. И ничего не докажешь. Все кругом телепаты, но никто ничего не видел. Тем более что главная виновница — изобретательница нейроошейника, всё ещё нужна ему лично. Знания можно перелить в другой мозг, но как перельёшь способность понимать эти знания? Способность оперировать этими знаниями?

В кабинете Джи надел шлем полного погружения и лег в кресло. Сверил часы — пришло время редкого контакта с Гайдерой.

Мысленно вошел в систему, присоединился к порталам и послал сигнал сквозь огромную тьму космоса.

«Крис?»

«Приветствую, мой Император», — перед внутренним взором Джи появился абрис экрана и широкоплечий ажлисс в полумаске, скрывающей нижнюю половину лица.

«Пришло время для ключа, как мы договаривались. Крошка не раскрывается. Я подменю невесту Вседержителя. Вместо запланированной девушки приедет экзекутор. У тебя все готово?»

«Я всегда готов, — ажлисс опустил голову в знак согласия, продолжая смотреть исподлобья. — Но я бы хотел знать, как ты защитишь меня, если я раскрою твою Крошку».

«Она будет заблокирована нейроошейником, и её скан будет на уровне ажлисс. Избегай телесного контакта и не позволяй дотрагиваться до неё никому из наших. А твой дневник я скорректирую. При таком обилии информации, которая в него пишется... Дыру практически невозможно заметить, а чтобы доказать, что там что-то убрано — надо сначала найти этот разрыв, то есть просмотреть огромные куски записи в реальном времени».

«Я обещал, и я сделаю, что обещал. Но помни: я иду на преступление из-за тебя».

«Перестань. Это не первое твоё преступление и, я уверен, не последнее. Тебе это нравится, я просто даю тебе возможность расстабиться так, как тебе нужно. Дознаватели же при следующей исповеди ничего не поймут: ты должен запомнить, что работал по личному приказу Императора и для государственных нужд. К тому же дознаватели еще не скоро к тебе придут — недавно тебя проверяли. Потом все забудется, сгладится. Если возникнут еще проблемы, то я их решу».

«Я даже не сомневаюсь, что ты вывернешься! Как после смерти Джи ты вынул из кармана трюк с завешенными на себя порталами. Но когда ты успеешь её натаскать? Здесь слишком замотанные ритуалы, невесты учатся годами. Я почти год готовился и то, когда заменил собой стражного, то несколько раз чуть было не прокололся».

«Не бойся, она хорошо приспосабливается и пробудет в Цветнике недолго. Яр сообщил о девяностопроцентной готовности».

«А как ты ее заберешь, если она раскроется?»

«Крис, это не твое дело. Приготовься к приему».

«Слушаюсь, мой Император!» — ажлисс в маске старательно изобразил поклон и отключился.

Джи убрал шлем в стол, вышел в зал заседаний, оттуда активировал стюарда и направился в лабораторию морфологии. Его научные проекты по оптимизации генома тоже никто за негоделать не будет.

Каждый ажлисс, проверенный дознавателями до самых потаенных уголков души и совести, старательно работал на своем месте. Каждый человек тоже старательно трудился на своём месте, мечтая стать ажлисс или хотя бы умереть в глубокой старости, без угрозы войн или болезней. Сложный, но выверенный механизм Империи успешно жил и функционировал даже когда император углублялся в любимые научные исследования, отрываясь от дел государственных. Даже когда Император тайно и в одиночестве уезжал в глушь или, изменив внешность, уходил в народ и жил месяц-другой отдыхая от всех и вся. Но что случится, если всё-таки его убъют? Вот хотя бы Джул, всё-таки сможет уничтожить его? Тогда его душа попадет в настроенный на его биополе крилод. И кто угодно сможет оживить его, вырастив ему новое тело в инкубаторе и переселив туда его душу. Джи передёрнулся. Снова очнуться беззащитным где-нибудь в клетке? Одна надежда, что никто кроме Крошки, не найдёт его крилод. Материк Геарджойа огромен, пустоши необъятны... Одно плохо — эта дурочка не должна знать, зачем она нужна. Частичка Императора! Рука Бога... Он сам сильный экзекутор, он чувствует слабое эхо своего крилода из тайника в пустошах. Чувствует, если сильно сосредоточится. Но он же не сможет сам себя найти, если будет в этом крилоде... А кругом сплошные телепаты, но верить нельзя никому. Шестая Крошка так по детски наивна. Так беззаветно его любит. Что тоже порядочная глупость. Если случится переворот, то революционеры в первую очередь истребят всех, кто предан ему. Надо с этим тоже что-то делать. Из влюблённой дуры можно за пару секунд сделать дуру ненавидящую, но сможет ли тогда она послужисть его цели и выполнить долг? А ненависть должна быть искренней, чтобы любой дознаватель подтвердил.

Джи вздохнул и прислушался: — Крошка усиленно страдает и не слышит его осторожный скан. Ребенком она ловила даже мимолётный контакт, а сейчас распустилась. Умеет гораздо больше, но стала небрежной и невнимательной.

На Гайдере же всё готово. Можно испробовать классический способ стимуляции экзекуторских способностей. С тем, кого она не будет беречь и охранять.В ком не будет искать спасения. Будет жаль, если всё напрасно, если Крошка не раскроется. Тогда она будет не нужна. И придётся снова искать, снова учить... А времени для игр с экзекуторами всё меньше.

*

Вернешься, вернешься, по пыльным холодным дорогам

По серым пескам, утонувшим в седой тишине,

По боли разбитых судеб, по векам, облакам и тревогам,

Сквозь алые капли огня или слез ты вернешься ко мне...

(Из баллад Марка Шейдона)

*

В маленькой комнате на огромной кровати взорвались пустота и одиночество.

Словно в первый день.

Словно она опять маленькая неумеха! Потерянный ребенок!

Хакисс расплакалась: не получается у неё стать настоящим экзекутором! Она не может даже научиться спокойствию! Он ушел, бросил её, а без него совершенно невозможно! Она знает, что всё пишется в дневник — и пусть! Он увидит, как ей было плохо! А что если система указала не того ребенка? И она никогда не сможет? И всё зря! Хакисс отшвырнула подушку и вскочила с кровати.

Выхватила из шкафа домашнюю одежду теломорфы Стива. Не расстегивая застежку на плече, продрала голову в горловину, рывком натянула штаны и, выскочила на террасу. Ну и пусть! Она уйдет на остров! Только зверики любят её с удачным испытанием или без!

На берегу озера толпилось около двадцати отдыхающих гвардейцев. Целый отдел. Делать им прямо с утра нечего? Кто-то плавал, а остальные валялись на берегу или играли в «кривой мяч». Над водой левитировала мишень, по которой надо было попасть летящей по синусоиде битой. Хакисс напустила на них фантом, одурила гипнозом, заставила не смотреть в её сторону, не видеть, и пробежала вокруг пляжа по короткой траве лужка к маленькому мысу у самого леса, через кружевной мостик на звериный остров. В её личную сказку. Её собственный мир.

Выросшие вместе с ней и теперь достающие головами прямо под руку Тигра, Дракошка и Единорожик сразу выбежали навстречу, как только она переступила невидимую границу и остановилась, всхлипывая, на теплом белом песке перед тремя цветными домиками.

— Не плачь, — белый Единорожик склонил голову, и из его глаз покатились редкие крупные слёзы.

Хакисс протянула руки, и Тигра прыгнула в объятия, замурчала, обхватила лапами. Быстрый горячий язык суетливо вылизал глаза.

— Не пла-ачь, — Тигра положила голову хозяйке на плечо и лизнула в ухо.

— Я не могу!

Хакисс влезла в тигриный домик, прижимая к себе пушистого зверика, чье сердечко билось в унисон с её собственным... Упала на овальную подстилку тигриного гнезда и изо всех сил вцепилась в любимую игрушку, как в спасительную скалу во время шторма. Единорожка с дракончиком заскочили следом, легли рядом, утешая и нашёптывая свои игрушечные глупости.

Она хотела так и уснуть, в объятиях своих игрушек, но пришел Ри, её стюард.

— Я тебя сейчас вымою, накормлю, и ты поспишь. Горячая ванна тебе поможет, ты согреешься и отдохнешь. А вечером идёшь в город, у тебя по плану прогулка.
— Отстань, я ничего не могу и не хочу! — выбираясь из тигриного убежища, ответила Хакисс. Обязанности! Даже личное время — и то всё расписано заранее!
— Крошка, ты единственная, кто может! Ты немножко постараешься, и император будет гордиться тобой. Ведь ты его частичка, — Ри взял её на руки.
Хакисс спрятала лицо на плече у стюарда и снова одурманила играющих гвардейцев. Ещё не хватало, чтобы эти веселящиеся лбы видели заплаканного экзекутора, бегающего туда-сюда.
Но стоило Ри войти в комнату, как Хакисс вывернулась и встала на ноги.
— Что я, ходить не могу?
Она потащилась в гигиенический угол, занимавший почти треть комнаты.
— Забирайся, я тебя вымою, — снова забубнин Ри. — А ты согреешься в воде и поешь, а я в это время высушу и заплету тебе косу.
— Уймись!
Хакисс возвела глаза в потолок, легла в успокаивающее тепло и положила голову на подставку. Внушенная боль исчезла сразу, как выключился тестер, рана, откуда брали пробы тканей, тоже заросла еще во время проверки. Но чувство, что её душу разорвали, а потом кое-как запихали обратно, это странное ощущение саднило вместе с обидой и обречённостью. Хотелось сделать себе больно, всадить нож в подреберье! Чтобы Джи пожалел, утешил, сделал хорошо... Она же его частичка!

Вялая после горячей купели, она позволила стюарду перенести себя на кровать, затащила его под одеяло и уснула в объятиях андроида, привычно слушая его сердце.

Отредактировано МарикаСтановой (18.11.17 10:36:00)

[float=left]
[/float] ГЛАВА 3. Прогулка по Лакстору
*
Ты вернешься ко мне, а я больше с тобою не буду,

Я уйду, не дождавшись, в туманную серую мглу.

Я растаю с росой, что блеснув, высыхает к полудню,

Я иссякну с лучом, что попал в темных туч западню.

(Случайная запись из дневника шестой Крошки)

*

Хакисс разбудило аккуратное прикосновение стюарда. Она вяло перебралась на край постели и села, пытаясь удержать восторженное счастье от приснившейся близости Джи.

Но нет. Это всё сон. А наяву вот — проваленный тест.

Теперь она может отрастить пёрышки... Может напряжением мысли изменить руки в крылья, нарастить грудную мускулатуру и даже летать... Но зачем? Это была лишь глупость, чтобы разбудить возможности ребёнка.

Хакисс взяла из шкафа зеленое платье, куртку в тон и вышла одеваться в переднюю комнату — «кабинет», пока Ри занялся уборкой в спальне.

Зато кровать ей поменяли, как только она заикнулась, что хочет побольше: на узкой плохо помещался стюард. Сразу принесли просто огромную, на которой даже высокий Ри мог улечься поперек! С кроватью доставили пять пушистых подушек и большое-пребольшое одеяло.

На второе ее приобретение Джи только фыркнул, назвав широкое и основательное кресло, обтянутое гобеленом, архаическим гибридом стула и кошмара. Зачуханный торговец на рынке в Ахае использовал кресло вместо прилавка для мелких игрушек и статуэток, а увидев подростка с андроидом, возжелал такую цену, как будто у него пытаются купить родственника. Хакисс же вцепилась в деревянного монстра мёртвой хваткой и без сомнений заплатила бы. Та мелочь из экзекуторских денег, что уходила на поездки и редкие сувениры, ежемесячно восстанавливалась до стабильных пятисот империалов.

Но Ри напустил на продавца ужаса, заявив, что сопровождает ажлисс. И она непременно сообщит о получении торговцем неоправданных доходов. Человек перепугался и чуть не отдал кресло в подарок. Хакисс до сих пор помнила этот испуг, смешанный с отвращением, переполнивший сознание старикашки: «Совсем сноваживущие спятили — уже в детей меняются!» Крошка хотела объяснить, что она и правда ребенок, но Ри остановил оправдания (экзекутор не оправдывается и не спорит!) и сторговался на двадцати империалах — цену стульев в магазине. Хакисс тогда впервые платила настоящими деньгами: отцепила из кошелька две желтые ленточки.

Зато теперь отреставрированное кресло раскорячилось между пультом и тахтой, регулярно мешая  стюарду во время уборки.  На этом все переделки в комнате закончились. Она же не принцесса.

Быстро оделась. Сунула коммуникатор во внутренний карман куртки из тонкой темно-изумрудной, в цвет туфель, кожи и досадливо дернула плечом, позволяя Ри заплести косу. 

— Ри, у меня же свободный день? — попробовала Крошка. — Давай никуда не поедем?

— Хакисс, у тебя по расписанию посещение Лакстора.

— Ри-и! Да ну этот город! Давай поедем куда-нибудь далеко! На Ойракское побережье или ещё дальше? Или к водопадам у Одинокой скалы: там хорошо в середине лета. И безлюдно.

— Нет. У тебя нет достаточно времени, чтобы ехать к морю: ты не успеешь вернуться к вечеру. Послезавтра у тебя будет новое задание, ты поедешь подарком, и тебе надо подготовиться. А сейчас ты выполняешь план по развитию твоей социализации и контактов с обществом.

— Ладно, но вглубь Лакстора я не пойду! - смирилась Крошка. - Погуляем по верхнему городу.

Подарок — это радость! Она поиграет с юбилянтом, создаст массу прекрасных эмоций, погрузится в чужую любовь и на время забудет о проблемах. Идти же в Лакстор — гадость!

— Ладно, но вглубь Лакстора я не пойду! Походим сверху.

Ри шагнул к лифту, но Хакисс потянула стюарда направо, в сторону гаражей. В город ходил поезд, а это значило снова лезть под землю.

— Ри, возьмем машину, так даже быстрее — не надо будет толкаться на вокзале!

— Это неэкономично.

— Перестань! Я же не полечу флаером. Поедем на колесной машине! А потом, я же заплачу за дорогу! Зайдем в информатику, я выберу книжку с помощью человеческого советника, а потом — в сафари? Это тоже общественное место!

— Хорошо, тебе надо учиться планировать расходы и свой день, — Ри повернул за Крошкой по узкому и солнечному коридору казармы.

Хакисс вбежала в гараж и приложила ладонь к замку ближайшего автомобиля. Двухместная ультрамариновая машина мигнула габаритными огнями и съехала с зарядки, разворачиваясь в полупустом гараже. По прозрачному куполу кабины скользнули цветные блики витражей.

Полдень. Все местные ажлисс заняты: гвардейцы на полигоне, лаборанты и техники на рабочих местах, а кто свободен и хотел уехать, давно разъехались. Работающие же на базе редкие люди в казарменных гаражах не бывали. Императорская база с лабораториями, как живая часть общей информационно-координирующей системы, реагировала на биополе: никто не может обмануть её и пройти, куда не звали.

Хакисс запрыгнула с ногами на сиденье и ждала, пока Ри с достоинством невозмутимого робота сел рядом и встретился с ней взглядом.

— Что? — Хакисс спустила ноги на пол, садясь «как человек».

— У тебя социализация, и ты должна проявлять самостоятельность.

— Пф-ф-ф, — прошипела Крошка и задала в навигатор адрес стоянки зоны отдыха Лакстора. Машина плавно стартовала и, набирая скорость, выехала из гаража. Внутренняя дорога, пройдя силовые ворота, ныряла в туннель, бежала несколько километров рядом с подземкой и выныривала на трансконтинентальное шоссе. А там уже рукой подать до города.

Хакисс радовалась, что удалось уговорить Ри ехать индивидуальным транспортом. Хотя в городе люди всё равно будут таращиться на гуляющую молодую ажлисс. Особо противно было в детстве. Ее постоянно кололи ментальные сигналы, которые люди испускали, но сами не способны чувствовать: почему андроид сопровождает дитя? Ведь андроиды служат только ажлисс? А у ажлисс не бывает детей!

Маленькая, она не умела управлять скном и спонтанные контакты очень утомляли. Надоело натыкаться на чувства и эмоции: о которых люди не говорят, но носят и лелеют в себе. Она же видит себя их глазами, видит зависть и злость. Она может закрыться, может обманывать их восприятие: «Смотри в сторону, тут нет никого! Я серая моль и нос у меня набок!» Но это тоже надоедает. И проще вот так ехать мимо, скользить взглядом по полям карликового оливовника, не замечая работающих там людей, и знать, что и они не замечают, кто там пронесся по трассе. А вон тех, почти слившихся с бурой листвой вдали, она даже и не чувствует, если не прислушивается.

Это снова напомнило о неудачной проверке, и Хакисс включила погромче этническую музыку — пусть стюард отметит её стремление к народу! А сама растянула палочку комма в экранчик — лучше пока выбрать что-нибудь полезное с книжных полок инфоцентра.

— Видишь, Крошка, — Ри не удержался от урока. — Империя дает каждому возможность зарабатывать свой хлеб. Можно было бы сконструировать машины, но тогда люди остались бы без работы, а так разумное...

— Ри! — Хакисс закатила глаза в купол машины. — Каждый раз, как мы едем мимо, ты талдычишь то же самое! Моё теоретическое обучение уже кончилось, и я не хочу ничего такого больше слышать. Больше ни-ког-да! Я почти не работаю с людьми! Я не человек! Не хочу слушать про людей, мне это не нужно!

— Твоя работа — защищать Императора и управлять людьми. Люди обеспечивают...

— Джи сам себя защитить может! — взвилась Хакисс. — Он не обычный ажлисс, который может влиять на людей только прикоснувшись! Он как я — влияет на расстоянии! Ему никто ничего сделать не сможет и не захочет! Каждый его обожает! И заткнись вообще!

— Крошка, — сказал Ри, не повышая голоса, и повернулся к ней всем телом. — Крошка, экзекутор не кричит. Экзекутор громко не разговаривает даже со своим стюардом.

Хакисc отвернулась к окну. Всё идет безобразно! Что за день! И по расписанию у неё отдых в городе. Какой это отдых среди людей и с занудой стюардом?! После книжного или сафари они пойдут в кафе. А там опять люди. Еда в обществе. Жующие и пьющие люди. Поглощение — пищеварение — выделение. Омерзительно похожие на нее, восстанавливающую силы после тренировки или набирающую энергию перед изменением тела.

На стоянке их автомобиль императорского синего цвета ярко выделялся на фоне пастельных общественных машин. Авто мигнуло фарами, закрываясь, хотя кто бы его взял — люди не умеют пользоваться сенсорным управлением, а техника ажлисс не имеет коннектора для комма.

Дребезжащим трамваем доехали до центра и пешком ещё три квартала до информатики, мимо одно— и двухэтажных домов наземной зоны Лакстора. Муравейник Лакстора — мегаполиса с фабриками и жилыми кварталами, громадными заводами и стадионами, — пронизанный многоуровневыми дорогами, располагался под землей, чтобы не портить внешний вид планеты недалеко от резиденции императора. На поверхности, в зеленом оазисе лесопарка, бегало всего четыре кольца со слегка модернизированными вагончиками и ездило разрешённое количество такси. Никаких флаеров, никакого дополнительного транспорта. Но на любом углу можно было взять одно-двухместный байк и прокатиться в собственное удовольствие. Узкие и уютные зеленые улочки — идеальные для пеших прогулок. Магазины, игровые центры, рестораны и клубы по интересам, косметические салоны и куратории по развитию и воспитанию детей. Каждое здание построено в уникальном стиле, и объединяли их только большие, разной формы окна, витрины и часто прозрачные стены и двери. Подземные дома города почти не имели окон, как и помещения базы, зато в надземной части окна были везде.

Светило солнце. Пирамидальные деревья-горнисты росли рядами по центру улицы, их нижние ветви переплетались над бульваром, создавая крытую колоннаду. Ветер раскачивал желтые горны цветков над головами и разносил их сладковатый запах. В Ахае в это время среди цветов сновали бы блестящие юркие колибри. В Лаксторе эти красивые, как летающие ювелирные изделия, птички не живут — слишком холодно, и деревья-горнисты цветут совершенно зря.

Хакисс не стала просматривать весь инфо-магазин. Ей не нужны ни пластичный коммуникатор, который можно носить как браслет (Джи носит такой постоянно), ни энциклопедия «собачка-всезнайка — лучший друг вашего ребенка». Она сразу завернула на второй этаж и, старательно говоря вслух, выбрала с помощью советника бумажную книгу по истории этикета с репринтными гравюрами. Ри предусмотрительно держался в стороне, и каэр продавец ничего не заподозрил, даже когда каэра покупательница платила за покупку. По данным комма она — Хакисс Марк, сотрудница лаборатории морфологии Имперской базы. Даже если бы он и догадался, что она ажлисс, то пугать внеплановым визитом экзекутора никого не нужно.

В книжном было мало народа, но стоило забыться, как внутренние миры окружающих людей цветными осколками впивались в мысли Хакисс. Это утомляло. Зачем ей знать, что вон у той тетки неприятности на работе и она ищет новое место? Что у советника информатики нет бонусов на косметическую операцию, а его девушка удлинила себе ноги и стала выше его аж на два сантиметра? И теперь она даже знает, как выглядит его девушка!

Хакисс раздражённо закрылась — люди даже не представляют, как могут быть приставучи, даже когда молчат!

В кислом настроении прошлась по сафари, без интереса обходя безопасных биоживотных. Антилопы и кварги, газели и горные львы веселились в имитации природных биотопов. Подходили, если их позвать. Давали себя гладить, не выдергивали хвосты и уши из настырных людских рук и не огрызались на назойливых любителей живой природы. Послушно открывали рот. Разрешали пощупать зубы и возили на себе особо активных. По деревьям шмыгали белки и скакали маленькие оранжевые обезьянки с пушистыми хвостами. Между кустов, подстриженных в виде многоголовых и крылатых чудовищ, и по мозаичным дорожкам бегали с визгливыми криками стайки голенастых бело-коричневых птичек-дикусов. Хакисс дождалась, когда сгрудившиеся у ее колен дикусы опустили взъерошенные хохолки, не получив своей порции восторгов, переключились на другого визитера и решительно свернула к флагштоку с изображением машинки. Там, спрятанные за густыми зарослями вечнозеленого можжевельника, стояли четырехместные педальные байки. Чувствуя себя рядом с Ри, как социально-ненадежная особь в нейро-ошейнике под присмотром куратора, воткнула в панель управления комм и поехала в «естественную» часть зоопарка, где содержали настоящих животных. Ри стойко молчал, чему Крошка была очень рада.

*

В отделении диких зверей посетителей не было. Никому не нравилось бродить около полупустых площадок, пытаясь издали разглядеть скучающее или спящее "настоящее" животное. А Хакисс здесь нравилось! Оставив байк на ближайшей стоянке и отослав стюарда за обедом, она вприпрыжку добежала до скал горных львов — своих любимцев. Облетела сканом горку и забралась в пещеру. Днём львиная семейка, как всегда, спала во внутреннем деревянном домике. Хакисс закрыла глаза и переместилась в голову львицы, держась тонкой ниточкой сознания за свое тело.

Львица была сыта и на удивление счастлива. Хакисс, упиваясь ее спокойствием и довольством, разбудила зверя, оставаясь с ней, как незаметный пассажир. Львица неторопливо поднялась и лизнула супруга в морду. Хакисс почувствовала на своем языке гладкую и теплую шерсть и густой львиный запах. Самец снисходительно чихнул и улегся на другой бок. День — время сна! Хакисс пробежалась сканом по самцу и хихикнула. Здоровый и толстенный, как диван! И повела львицу на прогулку, впитывая мощную уверенность хищницы, которая с неодолимой грацией лавины взлетела на вершину скалы.

— Смотри, львица взбесилась!

Держась за сознание животного и продолжая играть с ней, прыгая с валуна на корягу, а оттуда на закрепленное торчком трехметровое колесо трактора, Хакисс слегка повернулась. Ну надо же, люди! Молодая крикливо одетая семья с двумя потомками. Буйные и чумазые от сладостей детки, были обвешаны браслетами и цепочками с денежными колечками, по традиции верующих в культ бессмертного Императора. У старшего, как знак его великой ценности для родителей, болтались в ушах имитации темно-синих ленточек пятисотенных империалов. Коляска младшего топорщилась сетками с игрушками, едой, сладостями и бутылками с питьем — будто семейка едет на необитаемый остров...

— Да ну! Тут воняет! — Тощая мамочка сморщила размалёванное крысиное лицо, поднимая звенящего младшего ногами на ограду. Старший отпрыск, хрустя пакетом, кинул шоколадное печенье в ров. Но вместо этого метко попал в столбик. Обиделся, насупился и просунул измазанный кулак с новой порцией раздавленных обломков между прутьев, пытаясь перекинуть еду львам.

Хакисс брезгливо отвернулась и подвела львицу к самому краю площадки, взревела и зевнула, показав огромные клыки.

— Не дразни льва, — равнодушно бросил папашка и прислонился спиной к ограде. Нервно заправил длинную радужную прядь с макушки за изменённое острое ухо. Остальная часть его головы была коротко пострижена цветными полосками. — А то ка-ак прыгнет и ка-ак укусит!

— Ва-а! Мам, смотри какие зубы!

— Да не видно почти ничего, — протянула мам, держа за ручки младшего и ведя его по ограждению. Ребенок, виляя огромным отвислым подгузником, бестолково шлепал ногами, то и дело промахиваясь по выпуклой верхушке заборчика. — Пойдемте лучше назад, там и потрогать можно. И так не смердит!

Старший сыночек за это время высыпал в ров ещё и сумку с игрушками и теперь с воплем бегал вокруг лавки, спасаясь от разгневанного отца.

— Боже! Берди! Серан! Что вы делаете?! Прекратите! Во имя Джи! Берди, не бей Серана! — всполошилась женщина, прижимая к себе расхныкавшегося младшего.

Серан споткнулся, упал и разревелся. Отец схватил его и, отчитывая в голос, затряс так же, как его собственный сын совсем недавно тряс пакетом с печеньем.

— Берди, ты убъешь его! — завизжала женщина.

Хакисс облокотилась на ограду и с интересом смерила расстояние. Ров широкий, лев изнутри не перепрыгнет! Зато развесистая могучая магнолия нависает над половиной ямы. Снаружи внутрь прыгнуть можно! Хакисс закусила губу и склонила голову набок, влезая в сознание разошедшегося папаши.

Мужчина неожиданно уронил сына, развернулся и вскочил на метровое ограждение. Оттолкнулся, подтянулся на дерево. Пригибаясь и набирая скорость, метнулся по ветке и прыгнул! Хакисс рывком выдохнула, в мыслях вместе с человеком перекатываясь на бок и вставая.

— Боже! Берди! Берди! Что ты делаешь?! Вернись! Это же запрещено! Это же дикие настоящие животные! — всполошилась женщина, прижимая к себе плачущего ребенка. Старший сын радостно заорал и запрыгал, размахивая очередной хрустящей упаковкой еды. Веером летели куски и крошки.

Хакисс улыбнулась как Джи, одними губами.

Управлять двумя львами и человеком — совсем несложно для императорского экзекутора!

Берди в ужасе хотел лягнуть подошедшую львицу, спрыгнуть в ров… Но вместо этого присел и обнял львицу за шею, почесал под выставленным подбородком. Львица зажмурилась и подняла морду выше, чуть ли не мурлыча… Человек поцеловал ее в нос и встал. Неторопливо похлопал по желто-пятнистому боку и ушел в пещеру — там был выход. Хакисс разглядела двери, ещё когда сканировала спящих животных.

Большеголовый лев сел, разбуженный появлением чужого, встряхнулся… Но, успокоенный ментальным сканом экзекутора, незаинтересованно проследил полуприкрытыми глазами, как чужак просунул руку сквозь прутья, нажал ключ, приоткрыл решетку и просочился в узкую щель, запирая за собой клетку.

Хакисс довела Берди во внутренний коридор и оставила шокированного нарушителя стоять на подламывающихся ногах перед торопливо подбегающими и не менее шокированными служителями.

Женщина продолжала визгливо причитать, тряся ребенком.

У обычно безлюдного вольера сгрудились невесть откуда набежавшие зеваки, галдели и таращились на совершенно пустую львиную скалу и скандальную тетку.

Хакисс незаметно напрягла и расслабила затекшие от неподвижности мышцы и накрыла всех фантомом спокойствия и безразличия. Люди внезапно замолчали. Перестали перевешиваться в ров, толкать друг друга. Энергия покинула их. Толпа потеряла интерес и с бессмысленными лицами начала расползаться от львиной площадки.

Старший мальчик, этот Серан, шмякнулся на попу и углубился в еду, горстями запихивая в рот «медовые хрустяшки».

«Крошка! Что происходит?» — вернувшийся Ри подхватил младенца, выскальзывающего из рук тупо застывшей мамаши.

«Ничего страшного не случилось! А они вели себя безобразно! Орали и дразнили животных. Я их немного успокоила. Заставила её мужа прыгнуть ко львам, но он уже выходит — он близко к служебному выходу. Я их успокоила!» — Крошка, довольная наступившей тишиной, убрала скан и направилась к лавке — вот теперь можно и пообедать, только придется найти безлюдный уголок!

Человеческий детеныш сразу захныкал.

— Каэра, ваш муж в безопасности, сейчас его приведут сюда, — Ри, утешая и курлыкая ласковости, посадил малыша в коляску. — Вон, пройдите к тому домику, это служебный вход. Сейчас он оттуда выйдет.

Но тётка, вместо того, чтобы встречать спасенного мужа, вдруг схватила Крошку за руку:

— Вы ажлисс? Такая красивая! Это ваш андроид? Меня зовут Зираида, а это мои дети, Серан и Кика, — женщина, обдавая удушливым парфюмом, хватала и тянула Хакисс уже двумя руками. — Вы поможете мне? Они вас послушают! Ваш андроид говорит...

Хакисс окаменела — её никто не смеет трогать без разрешения Джи!

— Каэра Зираида, смотрите, ваш муж уже идет! — вмешался Ри.

Женщина оглянулась и вместе со старшим ребенком побежала обниматься с отцом семейства, который, появился из служебного домика в сопровождении работников зоологического парка.

Хакисс хлопнула руками по ограде, стряхивая ощущение чужих потных ладоней и чужих глупых мыслей. Хорошо ажлисс — они могут мысленно общаться только вблизи, а лучше всего прикасаясь друг к другу. Неудивительно, что ажлисс избегают прикосновений — зачем им шквал человечьих неуправляемых мыслей?

« Ри, пойдем в беличью рощу — там нет толпы», — Хакисс повернулась спиной к львиной скале. На лавочке лежал пакет с обедом из кафе «Золотая Тучка», и из него выглядывал бутон желтой розы.

«Где ты нашел её? — Крошка вынула розу. Цветок неожиданно пах водяными лилиями: — Я думала морские розы привозят только на осенний фестиваль!»

«В цветочный на торговой площадке завезли партию. Джи заботится о тебе. Но ты не имеешь права влиять на людей без приказа», — Ри подхватил коробку с обедом и пошел следом.

«Ничего же не случилось! Я просто чуточку оживила экспозицию и развлекла львов. И эти люди сами начали! Теперь никогда не будут ныть, что настоящие животные — это скучно.

«Крошка, ты поступила плохо! Ты же знаешь, ты не имеешь права пользоваться фантомами для себя. У человека теперь психологическая травма, и ты еще привлекла к себе внимание! А ты должна быть незаметна! Если ты будешь играть с людьми, Джи никогда не разрешит тебе самостоятельно выходить с базы».

Хакисс пошевелила губами, как будто проверяла, как произносится ответ, но так ничего и не сказала.

В буйных зарослях разноцветной рангвиллеи показался проход. Крошка забрала контейнер и свернула в боковую аллею. Не будет она отвечать стюарду. Надоел. У человека психологическая травма! А у неё что, не может быть психологической травмы? Даже если у нее не бывает следов от травм физических? Она сразу же убрала боль, как только кончился тест. Но боль как будто никуда не ушла. Да, у нее уже ничего не болит, но как же давит что-то внутри. И пусть этот Берди будет рад, что она не использует всю свою силу. Еще лучше было бы слиться с ним ментально и перелить в него свою боль, свою злость! Он бы визжал и катался! Крошка криво усмехнулась. Она не умеет растворяться в боли, как учит ее Джи. Она никак не может стать болью, пропустить ее сквозь себя. Но она научится. Зато она никогда не визжит и не катается. Она умеет терпеть, хотя Джи говорит, что это неправильно. Но она научится! Крошка расстроилась еще больше. Вечером еще Джи отругает... Выдержать длинные нотации императора о пользе ажлисс для человечества, об ответственности сильного, того, кто может больше, а значит, не имеет права применять силу для своих капризов и то, что ажлисс должны всегда хранить людей — это была пытка, и она бы уже могла читать лекции сама. Вот вам человечество. Хранить этих визгливых, шумных и невоспитанных людей! Людей с крашенными лицами, потными руками, неестественными ушами! Ни один сноваживущий не позволит себе иметь оперированные уши! А человек — фу. И человек даже не может поставить барьер, а тупо, как биотигра идет туда, куда поведет его она. А она даже совсем не напрягалась. И она способна пройти такие тесты, которые этому тупому Берди и не снились. А если бы приснились, так он бы сразу умер!

Села на резную деревянную скамью, начиная про себя считать алые листики рангвиллеи. Сквозь высокий кустарник с зелеными, желтыми и даже синими листьями, но редкими вкраплениями красных, просвечивали аттракционы детского парка. Странно, как мало ярко-алых листочков в этих подстриженных кустах, упорно рвущихся сквозь ограду! А рангвиллея вокруг арены на базе была почему-то почти вся красная.

Негромкие шумы зоопарка и ненавязчивую музыку с торговой площадки заглушил гвалт возбужденных детей и перекрывающие его спокойные голоса взрослых. Бесконечная вопящая толпа разлилась по парку. Воспитатели и учителя выделялись сдержанными цветами однотонной форменной одежды на фоне феерии красок школьников. Но что за привычка у людей — одевать потомство как украшения на торт! Деток явно вели в забавный городок.

« Ри, день все равно испорчен с самого начала. Пошли домой!»

«День начался правильно, ты прошла тесты. И ты хорошо держалась».

«А что толку… Данные все те же. У меня нет прогресса. Я тренируюсь, но не могу ничего сделать!»

«Ничего, у тебя свободный день, и ты можешь отдохнуть. А потом Джи что-нибудь для тебя придумает, что поможет тебе раскрыться и перейти на другой уровень».

Крошку овеяло холодом: Джи может её наказать из-за этих глупых людей! Но это же была шутка! И ничего никому не стало...

— Я хочу домой.

Хакисс встала и выкинула обед в урну. Взяла желтую розочку и пошла на остановку трамвая.

*

Хакисс вымылась и переоделась: к императору желательно идти только в свежем! Выбрала умеренно облегающие брюки глубоко-синего, «императорского» цвета и нежно-кремовую шелковую блузу с широким поясом — Джи любит шёлк на экзекуторе... И совсем нет! Это не попытка задобрить Джи! Ей просто нравится делать так, как нравится императору, ведь она живет для него!

Прицепила к ремню нож.

Почему-то не стала использовать скан. Как будто запачкала его — свое чистое орудие, подаренное гением императора. Сверившись по системе, нашла Джи в лаборатории морфологии. Хотелось побежать в недра ненавистных лабораторий, чтобы быстрее все было позади! Но экзекутор должен владеть собой. К тому же сегодня она немного провинилась. Люди — это всего-навсего люди, стадо, управляемое ажлисс. Ажлисс делают всю самую опасную и тяжелую работу и постоянно заботятся о людях... И о львах в зоопарке тоже. Да, она немножко поиграла, но уже раскаивается… И, возможно, все не так плохо, ничего же страшного не случилось?

Пришла, задержала дыхание и остановилась у двери — «не мешать никому!» С осторожной нежностью коснулась сознания Императора. Получила разрешение, подошла, прижалась, окунулась в волну ответной безмолвной радости, тут же отстранилась и села в стороне на пол, обменявшись с Джи мгновенными мысленными репликами.

«Ты быстро вернулась».

«У меня не было настроения. Я виновата».

«Что ты сделала?»

Она послала ему образ того, что случилось в зоопарке.

«Жди».

И она ждала. Прислонилась к стене и закрыла глаза, контактным облачком привычно перетекая в мысли Джи, как будто касаясь его кончиками пальцев. Как всегда шквал образов, слов и несформулированных идей, предчувствий и вариантов поглотил её собственное восприятие, её личность, и она растворилась в сознании своего Бога, оставив только тоненький хвостик, удерживающий тело от падения.

«Пойдем».

Она метнулась в себя и почувствовала облегчение. Джи спокоен. Выволочки не будет? Кажется. Но она никогда не пыталась лезть в его мысли глубоко, а он умел надежно скрывать эмоции, как будто он всегда в легком «облачном» контакте.

Ей же достаточно просто быть с ним.

Встала, разминая затекшее тело, разгоняя кровь, и заторопилась за Джи.

ссылка на сторонние ресурсы уберите, пожалуйста

[float=left]
[/float]ГЛАВА 6. Подарок
*

И тонкий жизни лепесток,

Слетевший с дерева познанья,

Скользнет, лишь краешком судьбы

Пощекотав твое вниманье,

И улетит. А смерть придет.

Она не знает опозданья.

(Фрагмент наследия Св. Райны)

*

Хакисс выползла из кровати задолго до рассвета. Завернувшись в одеяло и не открывая глаз, выдернула из шкафа длинную майку и побрела в гигиенический угол. Одеяло осталось лежать на полу как дохлый медведь.

Она сама была как мёртвая. Светильник в ванной резанул по глазам ярким светом, и Хакисс с досадой шлепнула рукой по сенсору, возвращая лампе режим ночника. Бессонная, отвратительная ночь все ещё длилась, но не было сил дальше ворочаться в кровати. Казалось, что в горле застрял шипастый кусок льда и медленно таял, роняя холодные капли на сердце. Она могла убрать спазм простым внушением. Или для более сильного воздействия провести рукой и успокоить раздражение сканом и стимулированным контактом. Обновлять ткани она умеет лучше инкубатора. Натренировалась, когда ходила учиться в больницу или помогала раненым гвардейцам регенерировать во время игрищ на арене и полигоне… Но как только переставала следить за собой, горло опять сжималось. Уже ничего нельзя исправить! Она сама убила своих зверей. Убила навсегда.

Ночью пыталась утешиться, обложившись безответными подушками. В детстве Крошка играла, представляя, что самая большая меховая подушка — это потерявшаяся Тигра, закопавшаяся в глубокий снег так, что не видно ни носа, ни лапок. А она спасла и принесла Тигру домой, и теперь, пока зверёныш спит, она, облетев сканом всю Империю, найдет тигриную маму. Хакисс обняла руками и ногами мягкую подушку и прижалась к пушистому боку… Подлый спазм переполз в живот, отрастил беспокойные лапки и… Гладить себя бесполезно: она не просто ажлисс, который может наслаждаться с андроидом или успокаиваться сам с собой! Ей нужен живой человек, чьи чувства она может отразить, разогреть и впитать. Получить и разделить. А лучше всего с Джи: он единственный умеет не только сам чувствовать, но усиливать эмоции и ощущения, как и она. Как же страшно хочется к Джи! Вот пойдёт и умрёт под его дверью! Хакисс разозлилась и пинками вытолкала все подушки с кровати.

Нет же! Он велел остаться и ни за что не пустит к себе! Ни за что не передумает! Он никогда не передумывает...

Так и промучилась на ставшей неудобной и пустой постели. Однако выдержала. Не позвала даже стюарда. К утру решила: она благодарна Джи. Он говорил: «Надо во всём искать хорошее, и тогда даже неприятность превратится в полезный урок!» Джи и правда мог бы сделать хуже: заставить её загипнотизировать животных, чтобы они убивали друг друга. Долго и мучительно рвали друг друга на куски. Как в игровом лабиринте. Вместо этого он приказал убить зверей быстро. Раз и всё.

Хакисс выключила воду и потянулась за полотенцем. В зеркальных стенах отразился её мрачный двойник. Двойница. Хакисс натянула майку и села на бортик ванны. Надо сосредоточиться. Очистить мысли. В таком настроении и с таким лицом нельзя идти работать. Даже если лицо будет совсем другое.

Ри принесет задание, и она изменится неведомо в кого...

Интересно, в кого? Хотя нет, неинтересно. Подарок как подарок. Миллион раз было. Скорей бы уж завтра! Она поменяется хоть в теломорфу чешуйчатой ящерицы, ради погружения в фантомы чужого удовольствия. И вот тогда пройдет это мерзкое зудящее нытье в груди! А потом, постепенно, она привыкнет, что у нее нет зверей. Что она сама убила их. Воспоминания станут туманными и бесчувственными, как вчерашние сны. Горе и боль подстегивают способности. Стимулируют. Она должна растянуть скан. Тогда она станет сильнее, а Джи будет доволен!

Хакисс провела пальцем по отражению. Густые волнистые волосы, нежно-смуглая кожа, аккуратный прямой нос и фигурный ротик. Светло-карие, даже какие-то желтые днём глаза сейчас, в слабом свете ночника, казались темными… Игрушечка! Да, она знает, что люди не чувствуют, как заинтересованно-восхищенное внимание постоянно толкается в её сознание. Но ей приятней и удобней вылезать с базы в теломорфе Стива. Быть Стивом спокойней. Человеческие самки не такие настырные, как самцы.

Хакисс брезгливо скривилась, набрала горсть шампуня и размазала по своему отражению. Какая бы она выросла, если бы Джи не корректировал ее развитие в инкубаторе? Страшная, косая, с короткими ногами и ртом щелью? Вряд ли. Инкубатор лишь помогает проявиться наследственным признакам, развиться телу так, как и записано в генах. Люди же не умеют жить правильно, и их генетический план сдвигается: нарушается баланс внутренний, и ломается баланс внешний. Внешние черты деформируются, органы портятся… В то время, как генетические задатки человека, ставшего ажлисс, развиваются в инкубаторе до абсолютного идеала, проявляя максимум заложенных природой возможностей. Поэтому все ажлисс под два метра, даже женщины. А она не достает Джи даже до плеча. Хакисс вздохнула и хихикнула: то есть без инкубатора она что, должна была вырасти всего до полуметра? Нет, Джи говорил, что теломорфа Хакисс и есть её истинный облик. Для работы экзекутора нужна сила мысли, а не тупое мясо. Ей не надо быть двухметровой дылдой, и она не как все! И в теломорфе громилы-Марка, которого почти не отличить от гвардейцев, ей всегда немного неудобно. Уж лучше быть трехсоткилограммовой львицей — у той хотя бы четыре ноги для движения.

Она видела себя глазами той тётки — Зенды? Её сыночка чуть не укокошил собственный муженёк, а эта сморщенная крыса испытывала почти такой же сексуальный восторг, как и Джи, когда любуется своей Крошкой. Даже начала хвататься руками. А руки у каэры Зэ были некрасивые: вспученные жилы, неаккуратно накрашенные широкие ногти. Фу. Кстати, надо посмотреть, что с её муженьком. Послали на него рапорт? Сняли ему за это нарушение порядка бонусы или нет? Дома она без проблем пользуется экзекуторским допуском во все архивы Империи. Кроме собственного дневника...

Хакисс пошла к столу, потащив за собой одеяло. В комнатах было тепло, но по ночам и с утра она всегда мёрзла. Можно было разогнать метаболизм и согреться, но в одеяле уютнее. Взгромоздилась с ногами в кресло, закутываясь в толстые складки меховой ткани. Как хорошо, что она не догадалась разбить и затолкать в утилизатор кресло! Но вчера сил не было ни на что...

Прижала ладонь к сенсорной панели на углу столешницы. Нашла архивы зоопарка, список сотрудников, дневники, отчеты… Ага, Берди зовут полным именем Бердинанд Хайлоп. Докладную дирекция зоопарка послала Кору, дознавателю триста второго дозена на четвертом уровне Большого Лакстора, где этот Бердинанд живет и работает официантом в районной столовке. А у Кора в архиве обозначено получение, и более ничего.

Хакисс вздохнула: еще рано искать результат. Не хотела бы она работать дознавателем: отвечать за несколько тысяч людей, постоянно сканировать и знать всю подноготную всех, решать виновен — не виновен... Одно у дознавателей хорошо — пока он не дотронулся до тебя, то ничего внутри и не прочитает! Это вам не экзекутор...

Всё будет известно через два-три дня: дознаватель просканирует Берди и поймет, что тот ничегошеньки не понимает и у него нет ни единой мысли, с чего он полез ко львам. Кор решит, что Берди псих. Или что появился дикий экзекутор, который тренировался на Берди. Начнётся паника, дознаватель тоже сойдет с ума, а Берди и зоопарк с половиной персонала утилизируют. И что теперь делать? Она не имеет права просить! Тем более сознаваться, что так глупо поиграла. Она не может ничего сделать! В бездну всех!

Раздраженно переключила экран на личную коллекцию стихов. Творчество Марка Шейдона прекрасно подходит для ее настроения. Или вот некоторые вирши Святой Райны, которые неожиданно обнаружились в недрах закрытых для людей архивов «еретиков». Надо же, когда-то были люди, недовольные благополучной жизнью Империи...

***

Ри пришёл, а она все еще сидела за столом, бессознательно глядя в стену, где автоматически менялись зарисовки из путеводителя по Империи.

— Крошка, доброе утро. Ты опять ищешь свою планету? Император тебе запретил...

— Нет, я учусь, — набычилась Хакисс, мстительно не здороваясь, и выключила экран.

— Твоя учёба закончилась.

— Значит, я просто смотрю картинки! Ри, сколько мне лет? Где я родилась? Я же где-то жила до того, как Джи меня взял?

— Крошка, ты экзекутор, и ты здесь всегда. Ты постоянная часть Империи так же, как Джи. Ты неотъемлемая часть Императора. Не надо нарушать правила и искать свое прошлое. Ты ажлисс, сноваживущая, и ты рядом с Императором от всегда до навсегда.

— Но это же бред! Я же должна была когда-то и где-то родиться!

— Ты родилась для Джи. Всё остальное неважно. Никакого «раньше» не было.

Хакисс мрачно принялась за завтрак. Рыба, запеченная в овощах с фруктовым пюре, неизменный любимый кофе с молоком и три сорта булочек с сыром и вареньем. Она отвоевала право есть в своей комнате из одноразовой посуды с простым прибором, хотя Джи долго настаивал, чтобы она соблюдала правильное столование даже в одиночестве. Бр-р! Одно название этого ритуала поглощения пищи чего стоило! А еда всего-навсего топливо для тела. Любой праздничный обед из полсотни блюд — это простое получение энергии, то есть процесс обратный испражнению. Сначала поешь, потом побегаешь, а потом выбросишь отходы в канализацию. Здорово, что хождение в туалет не обставили ритуалами. Она успела заглянуть в свою новую книгу еще в информатике и похихикать над описанием возвышенного ужина Императора Ур в шестнадцатом веке до современной эры. Прислужников было двести человек! Император Джи обходится одним стюардом, но вилочки, палочки-ложечки, бесконечное количество тарелок, блюдец, невообразимых бокалов… Зачем ей это всё знать? Экзекутор никогда не ест на публике и не принимает участия в праздничных трапезах. Но Джи, даже когда она была с ним наедине, требовал соответствия приличиям. Очередная бессмысленность жизни!

После завтрака Хакисс спустилась в тренировочный зал: стреляла по биоуткам из арбалета и бросала нож в подвижную цель.

Джи хранил молчание.

В обед Крошка не выдержала и попыталась дотянуться до императора сканом, но наткнулась на щит и пугливо втянула «щупальце». Всё еще обижен на неё? Снова защемило в груди. Она ушла в зал и активировала гладиаторский муляж. Вымотавшись насмерть фехтованием и рукопашным боем, позволила стюарду выкупать себя и, наконец, уснула, предварительно выгнав стюарда. Раз Джи её не зовет, то и пожалуйста! Тогда ей не нужен и стюард! Будет спать одна! Всегда!

***

Проснулась она от тихого шипения открывающейся двери.

— У тебя есть работа, — Ри оставил поднос и протянул Хакисс небольшой, но увесистый диск от пластипола. В пластипол играли дети — из плотной голограммы, появляющейся над круглым постаментом, можно было творить любое существо: лепить руками или мысленно, надев на голову сенсорный обруч.

— Я отведу тебя на Ломиб к регенту Яо — император делает ей подарок к юбилею, — стюард начал сервировать завтрак.

Хакисс села за стол, включила постамент и хмыкнула, увидев маленькую фигурку, выросшую в её руках. Настроила масштаб и бросила игрушку на пол. Диск глухо стукнулся о ковер и, слегка прокатившись, остановился у окна. В голубоватом отсвете козырька террасы стояла обнаженная девушка. Хакисс потянулась с кресла и быстрым зигзагом чиркнула по ней пальцем. Изображение пропустило её руку, даже не вздрогнув.

— Ты не включила режим пластики, но тебе нельзя её менять, — неодобрительно сказал стюард, наливая ей кофе. — Это ты должна измениться в неё.

— У нее очень маленькие ручки и ножки и ненормально большие глаза, — Хакисс обеими руками взяла новую кружку и отпила. Шершавые бока кустарной лепки приятно легли в ладони. Ри знает, что ей нравится. Хотя Джи бы не одобрил: слишком грубая работа. — Спасибо за кружку.

— Пожалуйста. Зато тебе не надо менять цвет и длину твоих волос: они легко уложатся в требуемую прическу.

Хакисс ещё раз критически взглянула на голограмму. Яо хочет такое? Кудрявая витиеватость, наверченная из волос по бокам головы, смотрелась чудовищными ушами, контрастируя с гладко зализанной макушкой. Уж лучше коса экзекутора!

Ри разложил на столе пиалы с фруктовым салатом, несколько видов хлеба и напоследок вынул из контейнера целый букет горячих маленьких шашлычков.

— И зачем ты принёс столько еды? Я же не в слона буду наращиваться! — Хакисс отодвинула мясо.

— Тебе нужна энергия: мы едем сразу после завтрака. Ты изменишься во дворце Яо, а работать будешь завтра.

— А регент мне не даст еды, ага!

Ри не счёл нужным на это реагировать, но пояснил:

— Джи считает, что тебе несложно будет скорректировать свое тело и без инкубатора.

— Конечно, это просто, — фыркнула Хакисс, выскочила из-за стола и встала над диском, совмещаясь с изображением. — Немного вырасту и ужмусь, отращу груди, но всё равно — странное создание. Она вообще неестественная.

— Друг регента Яо — человек и не подчиняется правилам ажлисс.

— Я что, иду к человеку? Но я не могу идти к человеку! — испугалась Хакисс. — Это запрещено! Человек может в меня влюбиться от непривычно сильного удовольствия!

— Регент Яо получила право на подарок, и Джи разрешил ей использовать тебя для её партнёра. Партнёр регента Яо — очень старый человек. Его жизнь сейчас — это воспоминание о прошлом, а ты сделаешь ему ещё одно, самое яркое воспоминание. Он хочет, чтобы его полюбила героиня сериала "Звезда тебе в ладонь". Ты не сможешь привязать его к себе: он старый, эмоции его слабы, и он давно любит регента.

— Это же глупо — связываться со смертным! Он же стареет и все равно умрет! Почему она не выбрала себе в партнёры полезного человека, который бы мог стать ажлисс?

— Хакисс, экзекутор не имеет права судить. Не забудь перед дорогой считать отпечаток ауры регента Яо в системе.

Она опять фыркнула и вернулась к завтраку. Вот её любимый — ажлисс, и ей не надо бояться, что он вдруг умрет! И нечего ей напоминать протокол, она и так знает, что делать — она помнит всё, что ей надо!

*

Хакисс шла за андроидом к залу портала и радовалась, что Ри не сказал ей переодеться, и она может оставаться в удобных брюках и рубашке. Форма не нужна, и она не будет пугать встречных. Экзекутор просто идёт на прогулку, и никто не задумается, куда и зачем! Встречные не шарахаются и не экранируют панически свои слабые мозги, царапая её восприятие острыми занозами ужаса.

Они спустились в зал малого портала. Хакисс приложила руку к панели, подтверждая адрес и цель путешествия. Система открыла проход, и они вышли уже из грузового портала на планете регента Яо. Зал слепил белизной, как и на базе, но по стенам на уровне глаз тянулась замысловатая вязь. Помещение удивляло размерами, а портал активно работал в обе стороны. Прямо перед ними сиял дневным светом открытый и широченный, от стены до стены, зев ворот, открывающихся на необъятную площадь, куда то и дело садились и взлетали раздутые, как гигантские горбатые жуки, грузовые флаера. Ри торопливо потянул её вбок, на пешеходную зону, и, отметившись на регистрации приходов, повёл через муравейник торговых залов. Хакисс уже совершенно запуталась. Нет, она могла бы остановиться и, выкинув щупальце скана, найти обратную дорогу, это было бы даже интересно, но вот так, ориентируясь только при помощи глаз…

— Откуда ты знаешь, куда идти?

— Регент прислала указания.

Они вышли на закрытую парковку, и ближайший, очень узкий и расписной флаер откинул прозрачную сферу крыши. Навстречу им встал андроид в длинном кафтане.

— Меня зовут Сито, я стюард госпожи Яо, прошу.

— Меня зовут Ри, я стюард экзекутора.

Хакисс молча влезла на заднее сиденье. Экзекутор не здоровается и не прощается. Начнёт работать, тогда и заговорит. Если будет надо.

«Ри, а как Сито узнал, что это мы? Я же без формы, и андроиды не видят ауру».

«У него флаер регента, он принимает сигнал системы».

Горы вместе с порталом остались позади. И она забыла считать ауру Яо из библиотеки. Хотя это ерунда — вряд ли её приведут к фальшивому регенту!

Очень скоро флаер летел низко-низко над кружевом зеленых лесов, паутиной рек и каналов. Большой город на сваях закрыл собой горизонт и тоже унесся вдаль — Хакисс только и успела увидеть прозрачно сверкавшие, как будто целиком из пластикла, здания, арки мостов в путанице навесных дорог и частокол высоких серых столбов, на которых всё это стояло. Пока она пыталась рассмотреть быстро уменьшающийся город, машина уже приземлилась внутри дворца регента. Хакисс даже не успела увидеть, как он выглядит снаружи.

Стюард поднял их на лифте, провёл анфиладой воздушных комнат с огромными окнами, изящной белой или светлой мебелью, нежно-пастельными коврами и тонкой росписью по стенам и потолкам. Хакисс тут очень понравилось. Наконец-то попала в настоящий дворец. База и покои Джи выглядят как научный центр, а вовсе не жильё императора! А тут она хотела бы жить.

— Вот ваша комната. Регент скоро посетит вас.

Стюард исчез, а Хакисс с разбегу прыгнула на низкую мягкую кровать с кучей подушек.

— Ри! Тут здорово!

— Не кричи. Здесь ты будешь меняться. Посмотри ванную.

— Да не пойду! Мне не нужна ванная для изменений. Это же ерунда совсем! Мне ночи хватит. Или я прямо сейчас могу!

— Подожди. Сейчас придёт регент, принесут обед, и тогда можешь начинать.

Хакисс закатила глаза и откинулась на подушки. Опять еда!

Мелодично зазвонил колокольчик, и появился Сито. Хакисс сдуло с кровати: она встала, опустила глаза и чинно сложила руки. Выбросила скан и осмотрела регента за дверьми.

Минута тишины, и женщина вошла. Хакисс отбарабанила присягу и подняла глаза. Регент оказалась выше её, что неудивительно — почти все ажлисс были высокие — и на первый взгляд, так же молода. Слегка раскосые чёрные глаза. Умопомрачительно сложная прическа и возмутительно расшитое платье. Оно казалось негнущимся, как деревянное, из-за сплошной густой вышивки из бусинок и драгоценных камней.

— Сито придёт за тобой завтра на рассвете.

Хакисс молча склонила голову.

Регент удалилась. Ри тоже ушёл, но несколько раз возвращался — менял недоеденные кушанья на новые, еще более дивные. Хакисс не выдержала и спросила:

— А почему Яо живет во дворце, а Джи всего в трех комнатах? Джи — император, а регент нарушает закон Империи о разумном владении имуществом! Разве всё это может быть её частной коллекцией или жилыми и рабочими комнатами? И она носит слишком вычурное платье. И еда слишком странная!

— Ты учила энциклопедию — все миры разные. Яо происходит из старой династии правителей Ломиб, и этот дворец принадлежал её семье. И как традиционный символ власти он остался в её владении. Правда, лишь символически. Конечно, с течением времени дворец модернизировался, но платье на ней тоже традиционное. Империя уважает традиции разных культур.

У Крошки было море времени, она даже немного поплавала в длинном изогнутом бассейне во второй комнате. Назвать это помещение ванной не поворачивался язык. Больше всего это было похоже на оранжерею или ботанический сад под фигурным цветным куполом. В зарослях густых кустов и вьющихся лиан прятались мягкие диванчики и тренажёры, а душевая кабинка оказалась за низким, но толстым деревом, с цветущими золотыми гирляндами.

Хакисс положила диск с образцом перед кроватью, включила скульптурку и начала меняться. Ей не понадобится много сил, даже не надо будет особенно стараться. Она может спокойно израсходовать часть массы и энергии собственного тела — подарочная девушка намного легче и тоньше. Всего-то дел: слегка вытянуться, сделать кукольный ротик и сотворить гротескную фигурку с осиной талией и пышной грудью. Но что за извращённые желания! С такими малюсенькими ступнями неудобно не только бегать, но и ходить! А если всё-таки побежать, то сразу задохнешься с такой узенькой грудной клеткой! Хакисс представила, что она нарастит себе костяную полочку из ребер, которая, как поднос, будет поддерживать слишком большую грудь… да… Она хихикнула. Джи её тогда в спираль свернёт! Но из-за странно-утрированной анатомии придётся очень старательно следить за обменом крови и кислорода — лёгкие получаются совсем маленькие, их объёма не хватит, но она как-нибудь справится. Не в лабиринт же идёт! Всего-навсего день тихой любви с человеком, да ещё и старым! Она даже не успеет начать задыхаться, как дедушка утомится и уснёт. Ну, может, придётся почаще дышать и быстрее гонять кровь…

Декаду назад Джи дал её Вику. В животе сладко заныло от воспоминания; она тогда думала, что лопнет от эмоций. Вик добрый и вообще хороший. Ласковый и забавный. Даже не требовал никаких изменений, и все два дня они провалялись в постели. С ним и его стюардом. Тогда она впервые занималась любовью с андроидом. Да ещё стюард у Вика — маленькая девочка. Ну, только с андроидом у неё бы ничего не вышло, но она могла воспринимать и усиливать эмоции Вика, и всё прошло прекрасно. Хакисс вздохнула. Вик ей по секрету сказал, что может потом взять запись из своего дневника и переживать их встречу снова, когда захочет. А она следующий день проспала, вся в мечтах, наверстывая бессонную ночь и ужасно жалея, что Джи не разрешает ей брать записи. Даже её собственные.

Хакисс снова вздохнула и совместила руку с фигуркой. Уй-й-й, тоньше надо… И меньше ладонь…

***

И ты не скажешь никому

Что ты нашел там, за порогом.

Был вознесен и почему?

Или не встретился ты с богом?

И будем мы молить богов

Или ругать их, искушая,

Дано нам только уповать

На тихую надежду рая...

(Фрагмент наследия Св. Райны)

***

Было ещё темно, когда Ри начал её одевать.

Хакисс с сомнением провела руками по красно-золотой вышивке верхней юбки. Воздушная кремовая блуза с рукавами до локтя оставляла обнаженными плечи. Жесткий корсет с тугой шнуровкой спереди делал ее похожей на художественно сложенную салфетку на праздничном столе, расширяющуюся сверху в пышные рукава и бюст, а снизу — в невероятно пышную юбку, сложенную из миллиона тонких нижних юбчонок. Туфли были практически из одной подошвы на высоком каблучке. Затейливая шнуровка оплетала ступни и голени. На руках — перчатки из множества колец и цепочек, прикрепленные к браслетам. На шее — витое ожерелье, лежащее на груди почти горизонтально. Своих ног Хакисс не видела.

Стюард уложил волосы в ушастую прическу, оставив открытой шею.

— Регент сказала, что живые женщины уже давно не возбуждают ее партнёра. Он использует сенсорный стимулятор, поэтому тебе придётся постараться.

— Ха, — буркнула Хакисс. — То есть я буду, как секс-андроид? Человек будет включен в сеть и бессознательно ползать по мне руками. А я стану усиливать его ощущения? Бе.

— Хакисс, сосредоточься, ты идёшь работать! И регенту не понравится такое настроение.

— Регент услышит только то моё настроение, какое я ей покажу, — проворчала Хакисс и замолчала.

Когда прибыл Сито, подарок смирно сидел на стуле.

Усиленно ловя баланс, она доковыляла кукольной походкой до апартаментов любовников и оказалась на солнечной террасе, заросшей низкой мягкой травкой и вместо потолка закрытой силовым куполом.

— Хорошенькая, но я думал, она будет красивее, — невнятно проговорил сухой старик через усилитель.

Хакисс слегка улыбнулась и опустила глаза. Ей усилитель не нужен, она слышит его мысли. Она должна быть мила, тиха и послушна. Этот дедка может рассыпаться в каждую минуту. Человек медленно дошёл до высокой круглой кровати под балдахином, похожей на шатер бродячего цирка, осторожно сел и жестом позвал ее.

— Она именно такая, какую ты хотел, — регент в просторной прозрачной пижаме устроилась за спиной своего друга. — Она усилит твоё удовольствие во много раз, я дарю тебе наслаждение, которое могут получить только ажлисс!

Хакисс вновь улыбнулась и досеменила до этой цирковой арены, проникая в мысли и чувства воркующих любовников, ища и раздувая пока ещё маленькие искорки вожделения. Она присела на кровать к полубессмысленно глазеющему старцу. Человек оживился, погладил её по плечу сморщенной лапкой и начал расшнуровывать золотые завязки корсета. Яо перебралась ближе и отстегнула верхнюю юбку кукольного наряда. Хакисс откинула голову и встретилась с ней губами. И наконец поймала совсем тихонькую радость и удовольствие. Усилила, послала обратно, поймала, усилила… Соединилась в одно с Яо и её другом и спустила лавину, перестала контролировать своё тело, отдавшись на волю двоих. Ушла в них, ощущая себя через них, ощущая себя огненным мостом, сжигающим путников своей страстью, резонируя и усиливая…

Старик дёрнулся и расслабился, и Хакисс, плывшая в экстазе вместе с Яо, отпустила его спать, отпустила обоих. Регент шевельнулась и села. И вдруг сильный удар вышиб из Хакисс дыхание и сбросил её на пол. Прижимая рукой сломанное ребро и болезненно дыша маленькими глоточками, она осторожно встала на колени, заглядывая на кровать.

— Ты убила его! — истерически шипела Яо, поворачивая человека на спину. — Ты парализовала его!

Хакисс подползла и провела рукой от груди до головы старика — сердце билось слабо и быстро. Старик был без сознания. Яо буравила её взглядом, трясясь от злости.

«Ажлисс регент, у него кровоизлияние в мозг. Я прошу прощения».

Яо размахнулась и дала ей пощечину. Крошка снова упала, боль от еще не залеченного ребра разрезала пополам грудь.

Яо, сидя на коленях перед своим другом, маятником качалась взад-вперёд.

Хакисс приподнялась, мелко дыша приоткрытым ртом. Говорить вслух было невозможно.

«Я могу постараться его вылечить».

— Зачем? Он умирает. Он давно умирает. Помоги ему уйти!

Она сейчас убьёт любовника регента, а потом регент обвинит её в убийстве! Но Джи сможет всегда показать её запись, и каждый дознаватель скажет, что она следовала прямому приказу! Хакисс сглотнула.

«Хорошо, ажлисс Яо».

— Я хочу чувствовать вместе с ним! — женщина прижала кулаки к груди. Потом резко схватила её за правую руку и дёрнула, втаскивая её на кровать... И на умирающего. Хакисс невольно застонала сквозь зубы.

Левой тянуться к голове старика было больно и неудобно, но, задержав дыхание и повернувшись, почти целиком лежа на неподвижном и нереагирующем теле, Хакисс положила ладонь ему на лоб. Каждый вдох и выдох выжимал слёзы. Человек прямо под руками становился всё горячее и горячее. Ей не было его жалко; он находился без сознания и отключился на пике удовольствия. Но у неё болел бок, и слезы текли сами.

— Отпусти его! И пусть я чувствую то же, что он! — Яо мяла и дергала её руку.

Он, по мнению Хакисс, ничего особенно не чувствовал. У него поднимался жар, но сам он был где-то совсем далеко, и Хакисс ощущала только волны тепла, как будто старик уже был одной ногой в жерле вулкана... Но и это была просто реакция тела.

Она сосредоточилась и остановила сердце человека, прервала его дыхание. Сознание умирающего превратилось в тёмный жадный смерч, который начал заглатывать её силы, но она отсекла и отбросила воображаемую пиявку смерти. Выпала в реальный мир. Яо закричала и вцепилась ей в волосы, дёргая, трясясь и завывая. А потом оттолкнула Хакисс и, рыдая, упала на тело своего друга. Хакисс свалилась на пол. Уже в который раз. Она лежала, собравшись в комочек, и плакала, потихоньку начиная заращивать ребро.

На крик регента прибежал её стюард.

— Ажлисс Яо?

— Иррей умер… Умер! Иди и объяви траур. И не приходи, пока я не позову тебя!

Яо гладила мёртвое тело. Потом накрыла его одеялом, встала, медленно надела платье, обулась, подошла к Хакисс и пнула её ногой.

«Ты убила его».

«Прости, ажлисс Яо, но ты могла бы запастись для него крилодом...»

И тут Яо завизжала и лягнула её, как бешеная лошадь.

***

Всю дорогу домой Хакисс мысленно благодарила Джи, научившего её не отвлекаться на боль и проникать в чужие, даже безумные мозги. Боясь, что она нарушает задание, останавливая кровь из разбитых внутренних органов, она овладела регентом и успокоила, заставила сжалиться, вызвать Ри и отослать её домой. Задание было выполнено, ведь так? Подарок уже не нужен… И Хакисс ушла в боль регенерации и отключилась на руках у стюарда.

Она снова очнулась, плавая на волнах биения сердца, уже на базе. Бордовые стены технического этажа качались в такт шагам. Совсем близко был ее тренажерный зал и инкубатор...

Ритуал оплакивания ушедшего человека Крошке очень не понравился. Болезненно не понравился. Смерть должна быть тиха и прилична, а не безумна…

[float=left]
[/float]
ГЛАВА 8. Казнь в Сар-Дижон

Два месяца назад Крошка в теломорфе Стива провела казнь банды. Ну как "провела"... Ещё не совсем сама, Джи незримо присутствовал в ней и помогал фантомом. Всё прошло в полусне, как будто это была не совсем она.

Владельца поместья Сар Дижон поймали на антиобщественной деятельности. Этот глупец позволил своим сотрудникам утаивать и продавать часть выращенных энерго-кристаллов за наличные на черный рынок. Люди такие жадные, каждый хочет заработать больше, чем может получить официально. И зачем? Ведь невозможно съесть больше одного обеда зараз или спать одновременно на двух кроватях! Тайное богатство не сможет быть тайным — самые близкие люди расскажут всё на исповеди. На фабрику пришел дознаватель, поговорил с работниками, держа их за ручку и... Хотели люди или не хотели, но дознаватель увидел всю подноготную и проверил преступников. Повторным сканированием комиссия из трех дознавателей подписала смертную казнь тем, чья психика была безвозвратно испорчена. Тем, кто все равно стремился бы к преступлениям, даже после временного ограничения нейро-ошейником. К тому же публичная казнь будет хорошим уроком для остальных. Крошка так и не поняла, почему не наказали покупателей, но Джи сказал, что еретики или нерегистрированные, пользующиеся наличными деньгами и живущие как бы вне системы, нужны для стимуляции и развития социума. Это так же нужно обществу, как боль для развития её скана...

Управляющего тоже решили не убивать. Марель Сар Дижон, в конце концов, прекрасно вёл своё хозяйство. Настолько хорошо, что образовались излишки, которые и подтолкнули его сотрудников на нехорошие мысли. Зачем уничтожать хорошее орудие, когда можно постараться направить руку, его держащую? Но было бы отлично поймать Джул на каком-нибудь воровстве и потом убить, рассечь на куски! Как тех воров.

Тогда Хакисс... Нет, Стив, как карающая рука императора, прилетел с отрядом гвардейцев на фабрику, где выращивали кристаллы. Был обычный безветренный пасмурный день. Тяжелый грузовой флаер сел на центральную площадь поместья, и экзекутор вместе с караульными остался стоять перед главным корпусом, ожидая, пока остальные стражи не соберут весь персонал. Во флаере сидели два беглеца в ошейниках — их накануне поймали спасатели. Грег, один из гвардейцев сопровождения, ответственный за регистрацию событий, выпустил стайку левитирующих вид-камер и бродил с развернутым коммом в руках в поисках наилучшего изображения.

Стив застыл неподвижно, с закрытыми глазами, ощущая в себе Джи и сканируя весь ареал, чтобы никто не избежал последнего акта, а именно раздачи заслуженных наград. Площадка понемногу заполнялась. Многие прибежали сюда сами, в предчувствии редкого развлечения. Некоторых насильно пригнали или притащили под руки и затолкали в толпу, оцепленную гвардейцами. Стив стоял черно-бордовым эпицентром пустой зоны в окружении волнующейся массы лиц и напряженно мерцающих сознаний. Мысли людей выглядели как сжатая пружина, ожидающая неосторожного движения... И тогда пружина взовьется высоко в воздух, звеня, подрагивая и ярко блестя острыми кольцами.

Управляющий фабрики пришел сам и неуверенно мялся в первых рядах.

Начальник стражи просигналил, что собраны все. Стив чувствовал то же самое.

Пора начинать. Стив шагнул и выпрямился, одновременно ментально принуждая всех к вниманию и тишине.

— Я экзекутор Императора. У вас на фабрике было совершено преступление против Императора и общества. Все вы знаете, что уже несколько поколений нет войн. Вы и ваши дети живут в мире и довольстве. Ваши дети могут расти, создавать семьи и умирать в покое и окружении любящих родственников, без угрозы болезней, голода и лишений. Император и ажлисс — гаранты вашего мира. Но Император может охранять вас только потому, что сильна Империя, которой даете силу вы. Всё, что вы производите, идёт на общее благо. Каждый делает то, что лучше всего умеет. Каждый соблюдает закон. Поэтому сохраняется мир и благоденствие.

Но когда кто-то нарушает закон, он крадёт у всех и в первую очередь у самого себя, ослабляя Империю. Ослабляя Императора — гаранта вашей жизни. Императора, защищающего вас.

Я экзекутор, пришел, чтобы исполнить волю Императора. Чтобы защитить вас от тех, кто решил вас обокрасть. Кто забыл о своих семьях и соседях ради кратковременной личной выгоды. Воры нарушили закон. Воры ушли из общества. Воры сами отделили себя от общества, и Император разрешил им покинуть Империю. Император уважает их выбор!

Стив резко выдернул из ножен на левом бедре нож и поднял его над головой:

— Я экзекутор Императора. Я не член общества. Я вне общества. Те, кто решил уйти из общества, я вызываю вас к себе! Я вызываю вас — выйдите из общества, которое вы решились покинуть, и подойдите ко мне! Подойдите ко мне и получите то, что выбрали сами! Я отделяю вас!

Толпа взорвалась криками и движением. Кто-то стремился убежать, кто-то пытался кого-то поймать, толпа двигалась, толпа бурлила, как котел на огне.

Стив начал вызывать по именам, отыскивая в толпе жертву и проникая человеку в сознание, овладевая и принуждая идти к нему.

— Карл Харпер!

Откуда-то сбоку отозвался испуг в сознании человека по имени Карл Харпер. Человек забился, попытался бежать. Упал на землю, но рядом стоящие сотрудники и товарищи, отталкивая друг друга, сомкнулись над ним, хватая бывшего коллегу за руки, ноги, волосы... Тянули за одежду, пинали ногами... Чтобы только вытолкнуть, выпихнуть на площадку, отогнать от себя подальше! Убедить самих себя, что он — это не они. Они лучше, они — в стороне! И затаится среди таких же послушных и неопасных. Сладостно затихнуть в превдкушении казни...

На Стива накатила тошнота, но Джи ласково утешил и вместе с ним подавил волю Карла Харпера, выводя жертву на плац.

Тело Карла Харпера вышло безучастной деревянной походкой, с безвольно болтающимися руками, и больше не реагировало на тычки и удары. Куртка висела на одном плече, сорванная вместе с рубашкой. Стив, сам ведомый Джи, опустил преступника перед собой на колени и, мазнув большим пальцем по рубиновой кнопке, включил силовое поле ножа. По протоколу надо бы зайти со спины, но хотелось быстрее закончить. Джи почувствовал и разрешил...

Стив качнулся назад и сразу шагнул вперед, нагибаясь и вкладываясь в удар, взрезал тело снизу вверх, рассек голову... Плавно, как в танце, скользнул назад и застыл, указывая ножом на казнённого. Человек свалился на спину, подогнув под себя ноги. Тело развалилось вдоль, но половины всё еще держались вместе, соединённые тазом. В растекающуюся кровавую лужу выскользнула беловато-розовая часть мозга. Другое полушарие осталось в своей половине черепа, слегка высунувшись от падения. Руки согнулись в локтях, пальцы попытались схватить бетон. Ноги дернулись, раз, другой... Человек, как поломанный игровой муляж, затих. Умер.

Толпа ревела и кричала. Управляющий Марель Сар Дижон, неуверенно покачиваясь (то ли хочет упасть, то ли поклониться в пояс), подошел к Стиву сбоку:

— Господин экзекутор… Убейте меня сейчас… Я не могу… Я виноват во всем этом… — бормотал абсолютно белый, даже зеленоватый, управляющий. Толпа орала.

— Вы получите приговор последним, каэр управляющий. Встаньте на колени вот здесь, — указал Стив пальцем и мысленно попросил стоящего за ним гвардейца придержать Сар Дижона, если тот не выдержит и будет падать в обморок. Стив же был спокоен и не чувствовал ничего неприятного. Это его работа. Или это Джи так крепко его держал? Но казнь еще не закончилась. Надо вызывать следующего.

— Марта Сиволе!

Ее выпихнули в круг, и она упала на четвереньки, уткнувшись головой в землю и завывая. Стив овладел её сознанием, поставил на колени сбоку от останков Харпера и опять одним движением рассек тело от головы вниз. И не рассчитал. Марта широко развалилась на две половины, которые независимо друг от друга подергивались, заливая пространство между собой кровью и завалив всё выпавшими внутренностями. Кишки пытались продолжить привычную перистальтику, выгоняя из себя свое содержимое, и всё это растекалось не только под трупом, но и вокруг него, пустив ручеек и к экзекутору. «А вот не надо было выпендриваться», — брезгливо и отстранённо подумал Стив, отступая на шаг в сторону. Густой липкий запах крови, сладковатый от теплых кишок, вонь фекалий и содержимого желудка облаком накрыло место казни.

Оставшихся двоих вывели из флаера гвардейцы и, сняв ошейники, отпустили в круг, где Стив взял воров под свой контроль и без затей отсек им головы. Зловонная лужа с переставшими извиваться кишками Марты требовала более быстрой казни.

— Марель Сар Дижон, управляющий, допустивший проступок на своей фабрике, по решению дознавателя будет наказан индивидуально, с учетом его предыдущей безукоризненной работы. Жизнь тебе будет оставлена.

Это Стив проговорил уже с закрытыми глазами, чтобы не видеть отвратительное месиво перед собой, повернулся на каблуке и отправился к дому управляющего. Джи продолжал поддерживать его ментально.

Сар Дижона не то несли, не то тащили под руки два гвардейца сопровождения. Он что-то бормотал и вскрикивал, пытаясь убедить экзекутора не трогать его семью.

Стив молчал и как будто плыл по поверхности событий, вне казни, над ней. Джи уже передал сценарий для наказания Сар Дижона. Власть за свое унижение может покарать по-разному. Самое простое — это убить, но некоторым лучше напомнить границы свободы.

Гвардейцы втолкнули Сар Дижона вслед за Стивом в дом, а сами остались у дверей, как знак присутствия власти в этом месте.

Из кухни выбежала молодая рыжеватая женщина и бросилась обнимать управляющего:

— Марель, ты жив! Марель!

— Сара, дорогая, подожди…

Стив вмешался:

— Я требую собрать всех ваших домочадцев. Немедленно.

И замер с закрытыми глазами, сканируя и внушая всем, кого мог найти, непреодолимое желание прийти.

Сбежалось около пятнадцати человек, которые жались у стен гостевой комнаты. Стив их не считал, лишь убедился, что больше никого в доме нет. Гвардейцы «звучали» снаружи и присутствовать были не обязаны.

— За унижение власти и воровство на доверенной вам фабрике, управляющий Марель Сар Дижон наказывается подобным унижением в своей семье.

Стив посмотрел на Сар Дижона. Тот упал на колени:

— Благодарю вас, господин экзекутор.

— Благодари Императора, я только орудие.

Стив сконцентрировался и подчинил себе сознания людей, находящихся в комнате. Это было несложно. Испуг и ожидание не давали им сил на сопротивление, тем более они не ждали наказания себя. Они — свидетели, они ждали зрелища.

Стив лишил Сар Дижона возможности двигаться и, оставив остальных под легким контролем, продолжил:

— Сара твоя жена, твоё «имущество». Ты не смог уследить за вверенным тебе имуществом Империи. Ты и подчинённые тебе люди украли имущество Империи, украли у общества. Я экзекутор, я не принадлежу Империи и не являюсь частью общества. Поэтому я отплачу тебе тем же самым, то есть я и твои домашние украдут то, что принадлежит тебе, а вы все будете наблюдать за воровством.

Стив, стоя у дверей и продолжая держать всех в неподвижности и молчании, подчинил Сару фантомом, прошелся теплой пульсирующей волной желания по её телу и сознанию. Ловя и усиливая мимолетно пробуждающееся возбуждение, раскачивая и разжигая страсть. У Сары расширились глаза, рот приоткрылся и наполнился слюной, она задрожала и обеими руками погладила себя по груди, одной рукой проникая за пазуху. Ухватила сосок, сжимая и оттягивая его, закрыла глаза и тяжело задышала. Другой рукой утерла губы. Царапая себя скрюченными пальцами, с силой провела по шее, спустилась на живот, скользнула между ног... Сглотнула и судорожно вздохнула.

Все. Сдалась. С натужным хрипом, продолжая себя ласкать и вздыхать со стонами, Сара сняла одежду и упала на пол, опираясь на запрокинутую голову и высоко выгибаясь на широко расставленных ногах, обеими руками остервенело мастурбируя и крича.

Стив, не сходя с места и сцепив пальцы за спиной, поймал необходимые точки, стимулы и чувства. Принудил жену преступника прижать руки к полу и сминал её фантомами. Пил и усиливал чужое удовлетворение, смешанное с ужасом и паникой, и снова впитывал... Человек слаб и не умеет сопротивляться. Стив пошатнулся, но удержался на ослабевших ногах, заставил женщину пережить ещё несколько бурных физиологических разрядок. Сам всё ещё вязко двигаясь в тумане густого и тяжелого удовлетворения, выпал из сознания людей и из дома. Отпустил всех.

Казни совершены. Экзекутор ушёл не прощаясь.

Экзекутор не прощается.

Гвардейцы пристроились за его спиной.

Из дома донесся утробный и дикий женский крик.

Император же незаметно исчез, разорвав нить контакта, а экзекутор не был так силен, чтобы дотянуться самому до Джи, до опоры. Отзвук первой казни и пережитых эмоций навалился неподъемной тяжестью, и Стив не помнил как добрался до флаера. Хорошо, что никого не пришлось убивать в доме. Неопытный экзекутор тогда мог бы обессилеть полностью и унизился бы сам, если бы его унесли гвардейцы.

А на базе Стива сразу же забрал Джи.

*

Крошку передернуло. Казнь была мерзкой, но необходимой. Джи тогда, утешая ее, объяснял, что людям периодически надо показывать зло, которое следует за преступлением, иначе они не могут полностью оценить счастье жизни по правилам, нацеленным на равновесие и благо всего человечества.

В растрепанных чувствах залезла с ногами в кресло. Включила энциклопедию. «Твои крошки. Крошки!» — звенело и кружилось в голове.

Странно, Империи пятьсот лет, а она тут недавно. Или это всё ей только кажется?

Джи запретил ей читать её же собственный дневник. Она экзекутор, может читать чей угодно дневник! Но не свой. Почему? Не потому ли, что она младше, чем её собственная память? Как разобраться, где её память, а где запись? Хакисс включила архив и начала смотреть празднование двухсотлетия Империи. На настенный экран выплыла императорская карета, похожая на огромный голубой цветок лотоса. Отогнув боковые бледно-голубые лепестки и сделав навес из сочно-синих задних, карета ограждала силовым полем императорский трон и величественно летела к гладиаторской арене Ахая по широкому проходу в толпе приветствующих людей. Забавно, она помнит этот праздник. Память могли ей вписать когда угодно... Но она помнит этот праздник! В ярком чистом небе летали радужные биодраконы с денежными ленточками вместо чешуи и, закладывая крутые виражи, сбрасывали деньги в толпу. Ленточки, крутясь цветными штопорами, планировали в жадные руки... Тогда на целую неделю сняли ограничения на покупки. Но больше уже такое не позволяли: слишком много было преступлений, слишком воодушевленно люди грабили друг друга...

Крошка остановила фильм, влезла на стол, встав на него коленками и провела пальцем по изображению императора. Джи показывался людям в теломорфе «отца народов» — коренастого мужчины на грани пятидесяти. Синие мудрые глаза, коротко стриженные темные волосы и начинающие седеть виски. Корректная бородка обрисовывала широкие упрямые скулы...

Запись не передает чувства, не передает биополе. Только картинку. На картинке же сидит экзекутор в теломорфе Марка, прислонившись к бедру Императора. Хакисс помнит ощущение тела Джи и бархат камзола на щеке, а ещё теплый ветерок, солнце и гул толпы... Но ей же нет и двадцати лет! Её учёба только недавно кончилась! С Джи был андроид без узора на руках, замаскированный под экзекутора? Или другая крошка? Но она помнит себя в теломорфе Марка, как она сидит, положив голову Джи на колени. Она часто так сидит.

Или её память тоже была записана прямо в мозг, как учёба, как способности, которые надо только вызвать из глубин и немного потренироваться, чтобы научиться окончательно? Может она сама — такая же запись? Нет, она же может чувствовать, она не программа, не андроид... У андроидов нет биополя.

Она не андроид! Она умеет меняться без инкубатора! Умеет управлять своими морфами: она может быть Стивом — мужским аналогом Хакисс или гладиатором-бойцом Марком, игровой Кайлой для лабиринта, львицей... Это всё она — экзекутор, её генотип не меняется, меняется только внешность — теломорфа. Для человеческой души нужно собственное тело с единственными и неповторимыми, уникальными данными. Тело, в котором эта душа и зародилась, в генах которого записаны коды, маркёры, по которым душа узнает это тело, а потом закрепляется в дублированном, улучшенном теле ажлисс, когда родное и слабое человеческое тело умирает. Если тело слабеет настолько, что не может удержать душу, то душа отлетает во вселенский эфир, отдавая свою энергию движению Вселенной. Человек умирает навсегда. Но у неё есть кристалл! Андроиду же кристалл не нужен, программу просто впишут в новое тело, любое, созданное в инкубаторе.

Внешний же вид можно изменить, как причёску. Память можно переписать. Но она все равно сохраняется где-то там, в невидимой душе. Может, она на самом деле не она, а мальчик Стив? Джи говорит, что душа не имеет пола. Мужчина ты или женщина — это вопрос привычки и личного выбора еще перед биологическим рождением... Некоторые не могут решить, и их исправляют в инкубаторе. А экзекутор может быть кем угодно простым усилием воли. Она уникальна, как и Джи. Хотя генотип у нее женский. Но это может быть очередной ошибкой. Хакисс вздохнула. Нет. Джи говорит, раз ей больше нравится Стив, раз её больше тянет к мужской ипостаси экзекутора, то сразу ясно, что по своей сути она женщина.

Так и не придя ни к какому выводу, Хакисс переключилась на Гайдеру. Скукотища. Вседержитель Дитсайрс, гарем нерожавших жен-битерере в «Цветочном саду», гарем родивших жен-ирере в «Плодовом саду». Цивилизация на основе сжигания местного природного топлива, планета класса ки-два, то есть полуколонизированная в процессе присоединения к Империи, экспансия запланирована по мирному сценарию.

Хакисс выключила энциклопедию и пошла в тир — уничтожать уток с лицом Джул и Яо. Она убьет миллион Джуло-уток и, может, тогда успокоится!

[float=left]
[/float]
ГЛАВА 10. Дорога

Звенит трава, уснув на год под снегом.

Капель пружиной замерла во льду.

Там девочка под первый луч рассвета

Скользнет, откинув чёлку на бегу.

И невесомо вздрогнет вечность,

Нырнув хрустальной рыбкой в небеса.

Вдоль по струне,

Сквозь душу в бессердечность

Взлетят года…

Одна…

Опять одна...

(Фрагмент наследия Св.Райны)

*

Время безалаберно застыло. Язык шипису, на котором говорили подданные Вседержителя Дитсайрса Шестнадцатого, Крошка получила в инкубаторе вместе с новой внешностью. Ширококостное тело с толстыми, трущимися при ходьбе ляжками и жирком на ребрах, который мешал в подмышках, раздражало Крошку как новое имя и новый язык. Теперь её звали Лардарошса и что-то там фамильное. Вик, отвечающий за вручение «дара дружбы», потребовал комментировать все действия вслух, чтобы активировать словарный запас. Крошка, запертая у себя, только и «шиписела», привыкая, негодуя и плюясь. Ри тоже перепрограммировался на шипису, и от обилия свистящих и шипящих звуков комнаты экзекутора стали походить на растревоженный гадючник.

Когда секретарь Императора пришёл проверить успехи «юного ростка, направляющегося в Цветник Вседержителя», Крошка никак не могла понять, почему Вик, похожий на доброго дядюшку-пекаря из сказок, так нервничал и был сам не свой. Он сидел со скрещенными ногами на её кровати и печально наблюдал, как Крошка вытанцовывала ритуал встречи жениха. А она никак не могла проникнуть в мысли Вика или развеселить фантомом: Крошка уже третий день носила «родовое ожерелье».

— У тебя такое лицо, как будто в пекарне сгорела вся выпечка, — Крошка засмеялась и шлёпнулась из глубокого реверанса на пол, представляя себе Вика, наряженного по Гайдерской моде в панцирный камзол и широкие штаны и передающего горелую булку-невесту Вседержителю. Верхняя жесткая юбка, сотворенная из соединенных короткими цепочками пластин ковровой ткани, вздыбилась кривым забором вокруг, закрывая почти до плеч. Многослойные нижние юбки беспорядочно вылезли из-под грубого чехла верхней.

— Нежнейший цветок из далеких земель, тянущаяся к свету битерере Лардарошса, я не понимаю, что здесь смешного? — Вик устало прикрыл глаза и качнулся всем телом, как будто теряя равновесие. — Сделай реверанс и повтори с уважением: ваша благословенная пыльца опылит мой страждущий бутон...

— Вик, это же гнусная пошлятина!

— Кстати, не вздумай убирать девственную плеву!

— Да на месте она! Показать? — Хакисс сделала вид, что двумя пальчиками приподнимает подол многоэтажной юбки.

— Лардарошса! — неожиданно рявкнул всегда доброжелательный и выдержанный Вик. — Ты едешь завтра! И ты должна произвести впечатление воспитанной и скромной девицы, а не... — не найдя подходящее выражение, Вик покрутил кистью в воздухе.

— Ви-ик, не бойся, я скажу всю эту чушь серьёзно — я же часто бывала подарком! К тому же мне залепят всё лицо косметикой.

— Будь серьёзней! Или мне пожаловаться Джи?

— Вик, прости, но я чувствую себя как бельевой шкаф на учениях! — скисла Крошка и без тени улыбки отбарабанила приветственный комплимент первой ночи, сопровождая декламацию пируэтами рук и сложными поклонами.

Широченные юбки, качаясь во время ритуального танца, касались то шкафа, то стены ванной. В экзекуторских комнатах совсем нет места, а идти в тренировочный зал Вик отказался, отрезав, что ему достаточно нервотрёпки со всей этой Гайдерской затеей, чтобы еще таскать по базе экзекутора в ошейнике.

Вик ушёл, а Хакисс с раздражением отвязала и бросила на кровать рукава от камзола. В этом одеянии не только невозможно двигаться, но и запросто можно упариться!

Она была бы рада еще раз, совсем-совсем на прощание, увидеться с Джи, но, конечно, не из-за жалобы секретаря. Вик не виноват, что ей смешно. И ещё она немного на императора обиделась. Джи сказал, что не будет мешать ей настраиваться перед новым заданием. Погладил пальцами по лицу, поцеловал на прощанье и застегнул ошейник.

— Я не хочу, чтобы моя любимая Крошка доставалась кому-то еще.

Послал в инкубатор и приказал сидеть на месте. Учиться. А сам не появлялся и не звал. Закрыл её в комнатах. Нет, хуже — запер её в границах тела! И отключил её комнату от имперской системы! Куда ни сунься, везде были только Гайдера и ничего, кроме Гайдеры!

Визит Вика сделал ощущение изоляции ещё неприятней. Она никогда не была так одинока! Раньше она могла найти Джи... Да кого угодно! Незаметно втечь в чужое сознание, ощутить вокруг многозвучие базы, а Джи всегда отвечал ей на мысленное прикосновение. Посылал ей любовь и фантомные объятия. Крошка закрыла глаза и еще раз попыталась прорваться сквозь блок, но почувствовала поднимающееся бешенство — в бессильной темноте и бесчувственности заблокированного скана в уши лезла надоевшая до смерти еще одна гениальная идея Вика. С утра до вечера постоянным фоном гундели заунывные народные речитативы Гайдеры или визгливо-зажигательные эстрадные песенки, хотя и приглушенные до минимума, но от этого не менее противные. Крошка открыла глаза, подскочила к столу. Выключила звук и упала на тахту — в этих негнущихся юбках даже в любимое кресло не заберешься!

Хотелось плакать.

*

Перед завтраком Ри принес дорожные одежды. Опостылевший сборник мелодий включать не стал, а Крошка обрадовалась: не будет этой страшной музыки! В энциклопедии говорилось, что в Цветнике играют только тихие и меланхоличные любовные напевы. Любовное шипение она выдержит!

Она с любопытством вылавливала в памяти и проговаривала названия забавных одежд, одеваясь по правилам: мини-трусики — «хси», обтягивающие панталончики до колен — «рьяссу», кружевные штанишки с миллионом воланчиков — «уфсы»... Лиф и сорочки, ворох юбок и в заключение травяного цвета камзол, расшитый красными и желтыми бутонами, по тяжести и несгибаемости больше похожий на панцирь. Крошка продолжала хихикать про себя: бельевой шкаф во время учений подорвался на мине — содержимое висит слоями и всё страшно неудобно.

Чтобы не смущать встречных красотой невесты, Ри водрузил ей на голову широкополую шляпу с густой вуалью, закрывшей ее до пола. Это в дополнение к розовой безликой маске, которую снимет самолично Вседержитель на церемонии — и «бутон расцветет».

— Битерере Лардарошса, я вижу, ты готова, — в дверях стоял нечетко видимый Вик.

— А ты переоденешься уже на Гайдерской базе? — Крошка упорно пыталась смотреть сканом, но увы, сквозь мелкую белую сеть даже взгляд проникал еле-еле, а скан же насмерть залипал в ошейнике.

Вик закрыл за собой дверь.

— Крошка, — Вик прислонился к двери, как будто это надежнее замурует и без того непроницаемые стены. — Внимательно послушай и запомни. Я тебя передам Яру — неофициальному регенту Гайдеры. Как ты знаешь, планета в процессе подготовки, так что для местных Яр — наш посол. Для него и всех остальных ты просто человек, поэтому ни с кем не заговаривай, слушайся Яра и молчи. До передачи Дитсайрсу тебя будут сопровождать четыре андроида-женщины в качестве прислуги и личной охраны, — Вик поднял ладонь, услышав смешок. — И не хихикай! Неклеймённые андроиды будут изображать твоих нянек. Повторяю, каждый ажлисс видит тебя просто как человека. Ни в коем случае ни до кого из сотрудников Гайдерской базы не дотрагивайся: им нельзя знать, что ты ажлисс. Ты человеческая невеста, дар Дитсайрсу и веди себя соответственно. Покопайся в памяти, у тебя должна быть запись твоей биографии и инструкции.

— А я так и буду все время в этом мешке? — оттопыривая изнутри сетку пальцами, спросила Крошка. — Почему я не могу ехать в нормальном виде и переодеться во дворце?

— Крошка, я тебя отведу на Гайдерскую базу, и вы сразу поедете караваном. Если тебя увидят в неправильном костюме — это будет нарушением протокола и оскорблением Вседержителя, — Вик поймал Крошку за руку и подтянул к себе, смотря в глаза. — Прошу тебя, тренируйся в Цветнике со всей ответственностью. Чем быстрее ты сможешь справиться с блоком, тем быстрее вернешься. Ты будешь стараться?

— Конечно, буду, — надулась Крошка. — Но пока у меня никак...

— Надеюсь, у тебя получится, — Вик выпустил ее руку, но Крошка, и не желая сканировать Вика, успела уловить: «бунт, опасно, недовольство...»

— Кто там недоволен? Дитсайрс меня не хочет? Там кто-то бунтует, чтобы я не приезжала?

— Нет, Дитсайрс тебя хочет. Ты же гарантия нашей дружбы и помощи. Тем более там сейчас есть очаги беспорядков, но вовсе не из-за тебя. И вообще далеко от столицы, а у Джи свои планы. Но тебя это не касается.

— Прости, — утихла Крошка.

Вик помедлил, как будто хотел что-то ещё добавить, но качнул головой и вышел к лифту.

Лардарошса двинулась следом, чувствуя себя как древнее таранное орудие и радуясь, что Ри принес уличные туфли на низком каблуке. Туфли были грубы и тяжелы, но ковылять в салонных котурнах, в которых танцевали битерере, прислуживая Дитсайрсу, было бы неудобно.

Вик вел ее по техническим переходам к малому порталу и большую часть пути провез на четырехместном байке. На двухместный Крошка не уместила бы несгибаемую верхнюю юбку. Она так и не успела узнать, что стало с несчастным Берди: Джи отключил ее комнату от системы. Хакисс вздохнула про себя: и Вика не спросишь — секретарь знать не знает о её проступке.

Случайно или нет, но у портала было безлюдно. Точнее, безажлиссно и безандроидно. Малый портал в технической части императорской базы служил исключительно для интересов высшей политики, а люди, скорее всего, даже не знали о его существовании, пользуясь основным транспортным порталом на полдороге к Лакстору. В этом полушарии был еще один малый портал под Северной базой, но он использовался для чистой науки, которой там целенаправленно занимались, и местных нужд области.

Вик настроил координаты. Белая пустая стена в раме меж граничных консолей заклубилась туманом, словно кто-то большой дохнул паром на холодное стекло. Вик взглянул на Крошку, приглашающе кивнул и исчез в открывшемся проходе. Крошка незаметно для себя задержала дыхание и шагнула следом, подсознательно боясь промахнуться. Кишки словно вывернуло наизнанку и сложило обратно, ноги встали на твердое, а она всё еще боялась провалиться мимо цели и выпасть в черной пустоте космоса.

Припортальный ангар Гайдеры встретил полумраком и точечными огоньками дорожки на белом полу. «Судя по размеру, это будет основной порт планеты», — решила Крошка, сосредоточенно стараясь не топать грубыми туфлями.

Вик, как истинный ажлисс, шел пружинисто и неслышно, и шаги жестких подошв кожаных тупоносых «копыт» будущей битерере звучали особенно сиротливо на фоне запаркованных в высоченном зале грузовых флаеров. Крошка представила, что она гуляет вечером по океанскому пирсу: два ряда морских кораблей, а перед ними узкие десятиместные пассажирские флаера— «лодочки». Все было приготовлено к экспансии. Ждало в спячке.

Дорожка сужалась и заворачивала налево где-то за десятым «кораблем». Оттуда раздались тихие шаги, шуршание шёлка и вынырнули четыре могучие темноволосые тетки в свободных коротких платьях и шароварах.

— Господин Вик, — приостановилась и тихим учтивым голосом произнесла лево-передняя нянька, сделав реверанс. — Мы будем сопровождать стремящуюся к свету высокородную битерере.

Вик только махнул рукой и на ходу отступил немного с дорожки, а тётки взяли Лардарошсу «в окружение», выстроившись вокруг неё квадратом, и пристроились за секретарём. Волосы у нянек были гладко зачёсаны в косы, уложенные вокруг головы. Крошке стало завидно: няньки не носили ни масок, ни тяжелой неуклюжей ритуальной «брони». Бледно-голубые одежды слегка блестели серебристой вышивкой по подолу и рукавам. Сквозь сетку было плохо видно, но Крошка ухмыльнулась: узор идентичный растительным мотивам андроидной идентификации.

— Стремящаяся к свету высокородная битерере, называйте нас «хашир», у нас нет личных имен. И старайтесь меньше говорить.

Крошка задушила в себе пренебрежительное шипение и согласно кивнула. Шляпа махнула полями и мотнула сеткой.

Сзади от портала, по широкой дуге миновав как пустое место нянек и невесту, появился темнокожий ажлисс в ковровой жилетке и широких, разноцветно расшитых штанах. Четверка нянек почтительно остановилась, и Крошка еле-еле успела затормозить, оставаясь в центре квадрата.

Вик официально протянул незнакомцу руку, легонько склонив голову, хотя Крошка была уверена, что они знакомы:

— Вик, секретарь Джи.

— Яр, — будущий регент неслышным тигриным движением мазнул ладонью по подставленной руке. — Благодарю вас, вы привели битерере даже немного раньше времени.

— Я умею быстро бегать, — улыбнулся Вик.

— Надеюсь, вам это не понадобится. У нас все уже собрано и разложено по местам, осталось посадить куколку в коробочку. Хотите взглянуть на салон битерере и караван?

— Нет. Боюсь, я еще успею налюбоваться на ваши ужасы.

Вик еще раз кивнул и ушёл назад в портал, домой. Четверка нянек стартовала за Яром, и Крошка не успела обернуться и попрощаться с Виком.

По слабоосвещенным коридорам Яр вывел маленький кортеж в крытый светлый гараж, где на всю длину растянулся непривычно раздутый и членистый вагон монорельса. Крошка поискала глазами — нет, рельса тут не было. Вместо рельса вагон стоял на больших и широких колесах, прикрытых выпуклыми пластинами. Гвардеец в полуактивированном доспехе блеснул полированным серебром грудного щита, открыл широкую дверь вагона, и передняя пара нянек полезла внутрь по спущенным ступенькам. Замыкающие хашир подтолкнули Лардарошсу, и она оказалась в маленьком тамбуре с откидными сиденьями и проходом в жилую комнату — с кроватью, столом и креслами.

— Стремящаяся к свету битерере, вы можете снять вуаль, — заговорила первая хашир и стянула с Хакисс шляпу с сетчатым чехлом.

— А могу я снять этот панцирь? — Крошка потянула край юбки. — И маску?

— Можно отстегнуть рукава, чтобы вы чувствовали себя свободнее. Маску вы можете снимать только в ванной. Правила.

Транспортное средство зарычало, дрогнуло, вибрация передалась в ноги, и вагон медленно выдвинулся из гаража. В узких окошках, протянувшихся под потолком, отодвинулись назад стены гаража, и всё внутри осветил яркий уличный свет. Крошка вспомнила, что посольство Империи выкупило заброшенную усадьбу сельского лендлорда: здесь было удобно строить будущую базу. Во время экспансии луга и пастбища вокруг отреставрированного дома разлетятся по сигналу в клочки, и откроется свободный вылет из портала. И до столицы всего пятьсот километров.

Крошка влезла на постель и постаралась дотянуться до окна. Но убедилась, что сквозь узорные стекла вряд ли что-то можно рассмотреть, к тому же они такие узкие и слишком высоко...

— Восхитительная битерере, нижайше, но убедительно просим вас отойти от окон! Они непробиваемые, вам не сможет навредить даже прямой выстрел, но выглядывать в них неприлично! — тут же хором загомонили няньки, окружая кровать.

— Пыфф... — Лардарошса спрыгнула на вздрагивающий и вихляющийся пол. — Кто будет стрелять в эти окна?

— Никто не знает, драгоценнейшая битерере, но правила рекомендуют не приближаться к окнам каравана.

— И, э-э... Хашир? Сколько нам ехать до столицы в этом вагоне?

— Восхительнейшая невеста будет шествовать к благословенному жениху шесть дней. А в городах и поселках караван будут сопровождать народные гуляния и карнавалы.

— В эти окошки и так ничего не видно! — демонстративно подпрыгнув и еле достав пальцами до нижнего края металлической рамы, возмутилась Крошка. — Я что, ничего не увижу? Вы же меня не выпустите посмотреть?

— Нет, вам выходить нельзя. Никто не может видеть нежнейшую невесту, пока она не расцветет перед очами Вседержителя.

— Ва-а-а-а! — взвыла Крошка и рухнула навзничь на кровать. — Я тут сдохну!

— Стремящаяся к свету, возвышенная битерере! — подскочила к ней нянька с ужасом на лице. — Так нельзя выражаться! Сдерживайтесь! Повторяйте за мной: я безнадёжно завяну в невыносимо долгом и иссушающем ожидании...

Крошка закатила глаза.

*

За черепашье путешествие Лардарошса отоспалась на год вперед. Снаружи никому не было дела, спит ли невеста, смотрит ли по вделанному в стенной шкаф визору веселые сценки из жизни дворцовой элиты или тупо таращится на уроки плетения ковров. А может разглядывает неподъемную книгу по искусству благородного выращивания миниатюрных подвесных садов, которую с причитаниями и пожеланиями две няньки в четыре руки вытащили из того же шкафа и трепетно водрузили на стол.

Колесный караван медленно тащился, застывая на ночь на главных площадях, гудящих праздником и приветственным ревом труб. Четыре заботливые хашир стойко приучали нетерпеливую Крошку к выспреннему языку благовоспитанных невест и два-три раза в день заставляли её изображать танец передачи. Всё это можно было выдержать. В конце концов, чем еще заниматься в преддверии «свадьбы»? Но необходимость носить маску раздражала. И еще то, как приходилось есть! Крошка воспринимала это как изощренное издевательство. Она живая! Нет, она лучше — она ажлисс! И должна притворяться перед андроидными программами?! Но возвышенная битерере не хлещет напитки через край, а изящно сосет питательный нектар трубочкой... А потом, в маске особенно через край не похлещешь.

Принимая в сложенные лодочкой ладони низкую пиалу и ловя губами сквозь постоянно открытый рот маски трубочку, торчащую в витиеватом креплении, Лардарошса склонялась как «элегантная пчелка над цветком» и изысканно пила фруктовые чаи и жидкие, тщательно размолотые в пену супчики. Ругаться не получалось: рот был занят «восхитительно и утончённо» украшенной золотой трубочкой. Еда сервировалась восемь раз в день в мелких мисочках и сопровождалась хоровым восхваляющим щебетом всех четырех хашир. Добрые мамки успокаивали киснувшую невесту, что в Цветнике всё будет проще. Битерере в Цветнике уже расцвели от любви Вседержителя, живут без масок в самом сердце дворца. И питаются как нормальные люди. А вазы на низких инкрустированных столиках всегда полны свежими фруктами. Целыми фруктами, которые можно брать когда угодно и кусать зубами, а не всасывать протертыми в жиденькое пюре.

Несколько раз Крошка попыталась протолкать скан сквозь барьер ошейника, но быстро отчаялась. И потом в Цветнике у нее будет масса времени и вокруг живые люди, а не глухие для скана андроиды...

Жажда встречи с женихом становилась непреодолимой.

*

В последний день они долго и муторно пробирались забитыми улицами столицы ко дворцу, сопровождаемые громогласными воплями глашатая:

— Благочестивая и светлейшая невеста из империи Ши, дар Императора Ши! Взращенная исключительно для Солнцеликого Вседержителя в знак верной дружбы и единства! Изнемогающая от возвышенной любви!

Несмотря на день, в окнах полыхали цветные вспышки салюта и то спереди, то сзади взвывала оглушающая сирена, начинаясь высоко и визгливо и в течение минуты опускаясь до резонирующих в желудке басов.

Крошке казалось, что она погружается в густую вату.

Но вот шум затих, а главная нянька что-то сказала и потянула невесту за руку. Лардарошса встала. Казалось, что её уже долго и бесконечно крутят и крутят на карусели, не выпуская из каравана, вместе с караваном, вместе со всем этим грохотом и шумом...

Хашир надели на неё широкополую шляпу и расправили вуаль по полушарию растопыренной ковровой юбки. Крошка закрыла глаза — нет, тьма. Скан заперт.

Двери открыты. Первые две хашир уже вышли, оставшиеся настойчиво и бережно подпихивали Крошку в спину.

— Трепещущая ожиданием битерере, стремящаяся к свету бесконечной любви Вседержителя! Просим вас...

Лардарошса выступила на мозаичный просторный и светлый двор, окруженный высокими зданиями охряного цвета. На крышах топорщились сухими деревьями непонятные проволочные конструкции.

Охрана, верхом на смешных и громоздких, со слишком большими колесами байках, окружила гусеницу каравана. За ними толпились цветастые пятна — гайдерцы.

Хашир замкнули квадрат и окруженные спешившимися серебряно-бронированными гвардейцами под предводительством Яра ровным строем двинулись внутрь дворца. Неутомимый герольд снова начал выкрикивать об истомленной любовью невесте из Империи Ши.

Анфилады заставленных вычурной мебелью залов. Широкие коридоры, застеленные гобеленами от пола до потолка. Узкие, от потолка до пола, стрельчатые окна с многослойными занавесями и вышивками. Встречная знать в пышных одеждах, с ковровыми щитками и обслуга в свободных развевающихся драпировках. Молча и с одинаковыми поклонами расступающиеся... Да, это не дворец, а город с крытыми переходами и навесными мостиками между разноуровневыми улицами...

Наконец гвардейцы выстроились в каре в холле. Герольд отворил двери, проорал свою коронную фразу про «изнемогающую от любви будущую битерере из Империи Ши» и пропустил внутрь невесту с сопровождением.

Их встретила молоденькая пухленькая девушка в красной пижамке и, пригибаясь и шаркая ногами в пушистых тапочках, повела гостей через череду аскетичных розовых комнат — никаких тряпок ни на стенах, ни на полу. Только кое-где пластиковые или стеклянные стулья или кушетки. За третьи двери шаркающая девушка не пошла. Нажала кнопку, впустила кортеж и закрыла дверь, оставшись снаружи.

В очередной розовой и странно голой для Гайдеры комнате — простые металлические полки, заставленные коробками, несколько пластмассовых кресел у стен — из-за большого стеклянного стола на круглых и блестящих металлических ножках поднялась и вышла навстречу строгая женщина в длинном красном платье. Гладко причесанные волосы скрывались под маленьким красным же чепцом.

— Госпожа первый клиницист, — Яр изобразил глубокий поклон с танцевальными па. — Моё сердце несётся вскачь от радости, ибо я могу передать в ваши руки нашу самую благородную драгоценность — стремящуюся к свету любви битерере Лардарошсу.

Из задней двери тихой мышкой появилась новая девушка (тоже в красном, но мешковатом до колен платье и красных чулках) и осталась стоять, держась за ручку.

— Благородный и учтивый господин посол, — первый клиницист протанцевала коротенький реверанс с тремя поклонами. — Наша самая надежная и наилучшим образом оборудованная клиника со всей ответственностью принимает нежнейшую невесту Лардарошсу, и через полчаса мы с восторгом засвидетельствуем её восхождение по последней тропинке в Цветник.

В каскаде реверансов госпожа клиницист отплыла к дверям. Девушка шустро отворила на себя дверь и спряталась за неё, а красная женщина уже без словесных кружев добавила:

— Будет достаточно двух хашир для сопровождения битерере, а вам, господин посол, помощницы удобряющих сады принесут нектар и плоды.

Регент снова засучил ногами, но быстро успокоился и сел в кресло, а Крошку няньки погнали следом за красной женщиной в недра больницы.

Крошка поняла, что слегка боится. А вдруг они заметят, что она ажлисс? Неправильный человек? Но Джи бы не послал ее сюда, если бы на Гайдере смогли обнаружить подмену?

Внутренние коридоры живо напомнили Крошке официальные помещения базы — пластик и стекло, минимализм обстановки и функциональная мебель. Но вместо пропитанного свежестью или запахом трав воздуха базы тут висел щекотавший нос химический аромат. Красная клиницистка, подобрав по дороге еще двоих красных женщин, пригласила невесту в явно лабораторный кабинет, посередине которого возвышалось на массивном подиуме навороченное бело-розовое кресло, подобное пилотскому в стратосферном истребителе.

Хашир завели Лардарошсу в угол, где стояла простая лавка, отгороженная тряпичной ширмой в рост человека. И начали неторопливо ее раздевать, планомерно складывая слои одеяний на лавку. Крошка осталась в длинной нижней рубашке. Даже маску, лиф и уфсы-хси няньки сняли и возложили на вершину получившейся пирамиды. Босые ноги облекли бумажные пакетики с резиночками и, без остановки чирикая и ублажая свою питомицу учтивостями, возложили Лардарошсу на кресло. В комнате без многочисленных одежд оказалось прохладно, и Крошка поёжилась: кресло прижалось к спине и ногам мертвенным холодом.

Лаборантки подтащили два белых шкафа на колесиках и подсоединили их черными витыми проводами к креслу. Шкафы в готовности замигали экранчиками и циферблатами.

Первая клиницистка отсоединила от большего шкафа боковую стену, оказавшуюся на телескопических рычагах, и навела ее над Крошкой.

— Благородная и доверчивая Лардарошса, прошу вас не шевелиться. Это совсем не больно, вы не успеете ничего почувствовать, а снимок будет готов. Внимание, задержите дыхание и не шевелитесь.

Стенка с урчанием опустилась, зависнув в двух сантиметрах от носа благородной Крошки, щелкнула и отъехала на свое место, прилепившись обратно к шкафу, а главная лаборантка уже стояла у изголовья с новым прибором — леденцом на толстой черной ручке:

— Здоровая и послушная невеста сейчас откроет девственный ротик и прикусит дарфисс, чтобы оставить отпечаток безупречных зубок...

Леденец оказался мягким, липким и пах резиной. Лардарошса осторожно сжала зубы, резинка пискнула и затвердела. Врач улыбнулась, отложила слепок на поднос помощнице и прикрутила к ручке черный матовый мячик.

— Стыдливая битерере, я сейчас вам разрежу рубашку, но не бойтесь, вам не будет больно, только слегка щекотно. Прошу вас, постарайтесь не кричать. Уважаемые хашир, придержите невесту, она должна быть неподвижна. И немного разведите ей ноги.

Одна андроидка прижала щиколотки, а другая вдавила плечи в кресло. Хакисс вцепилась руками в каменные запястья, державшие ее за плечи и быстро задышала открытым ртом. Нет, она умеет терпеть боль, но неизвестность пугает больше.

Клиницистка вырезала ножницами квадрат ткани из рубашки над животом и рукой в прозрачной перчатке размазала ледяное желе по напряженному телу. Другой начала катать мячик по намазанной коже. Шкафы с приборами защелкали, стрелочки на циферблатах забегали, а врачиха негромко проговорила:

— Расслабьтесь, самое страшное уже позади.

И внезапно затолкнула мячик Крошке между ног, но сразу же его вынула и растерла всё еще каменный живот скомканной пористой бумагой.

Крошка откинула голову и пыталась успокоить разбушевавшееся сердце. «Убила бы, так пугать нежную битерере!»

— Еще совсем небольшая формальность, нежная битерере, мы должны взять у вас маленькую капельку крови.

Лардарошса протянула руку и еле-еле сдержалась, чтобы не открыть кровавые реки от маленького укола иглой. Капелька крови втянулась в стеклянный капилляр, и кандидатку в битерере попросили подождать за ширмой. Замолкшие хашир отвели ослабевшую Хакисс на лавку, надели ей снова маску и перекрыли проход, сплоченно застыв плечо к плечу.

Крошка не знала, что делать. Если медицинский экзамен найдет несоответствия, её вернут. Или отведут в Цветник, если проверка покажет, что она здорова. Но что делать сейчас? Одеваться? Или можно хотя бы сменить разодранную рубашку? В куче, возвышающейся по левую руку, есть еще две рубашки, разной степени воздушности и обрюшенности... Или пока прикрыть дырку на пузе? Уфсами этими? Или лучше совсем снять эту рванину, и будет она сидеть голая. И то приличней, чем с дырищей!

Раздался звон бубенчиков, и андроидки молча расступились, а потом и вовсе ушли. За ширму, шаркая короткими шажками, вбежали три служанки из Цветника. Уф-ф-ф! Эти красные лаборантки не поняли, что она ажлисс! Её не вернут Яру, а забирают в Цветник!

Лица девушек были так густо покрыты косметикой, что казались масками, и они дружно, на три голоса заворковали:

— О-о-о! Великолепная и долгожданная битерере Лардарошса... Я — Ильдис, я буду ваша дневная хашир...

Крошка даже не успела понять, которая из трех маленьких толстушек её служанка, как девушки стянули с неё пакеты и рваную сорочку. Быстрыми движениями теплых рук натянули на зябнущие ноги высокие толстые гольфы и широкие сапожки, закутали в необъятную фланелевую рубаху, замотали в мохнатый шерстяной халат, на голову нахлобучили все ту же шляпу с вуалью до земли и, звеня и щебеча гайдерские витиеватые политесы, повлекли под локти куда-то внутрь.

ГЛАВА 12. Первая ночь
*

Можно заснуть, никогда не проснуться,

Из темноты в яркий свет не вернуться.

Там где темно, там уютно и тихо,

С острым ножом там не бегает Лихо…

Громкая музыка в сердце не рвётся,

Камнем в головушку правда не бьётся.

Там тишина. Без веселья и дна.

Падаю, падаю в бездну без сна…

(Из закрытого архива Св.Райны)

***

Процессия притормозила. Опять почти ничего не видно. Крошка опасливо уравновесилась на полусогнутых ногах. Любой бы помчался замуж, лишь бы сняли маску и накормили! Никаких сил уже не осталось так мучиться в незамужестве! С голодухи котурны разъезжаются!

Раскрылись двери, и герольд проорал приход новой битерере. Гундосо взревела музыка, ещё громче, быстрее. Ширмы разбежались, а Крошка оказалась в кольце из двадцати танцующих битерере. Их такие же жесткие, но только до колен юбки были расшиты распустившимися цветами, в отличие от бутонов на одежде невесты. Крошка задержала дыхание, поймала ритм и включилась в движение, напряженно следя за ногами — котурны оказались на удивление неустойчивыми! Надо соблюдать одинаковое расстояние от кружащихся и приседающих юных жен, которые уже успешно прошли экзамен свадебного ритуала. Крошка, держа в памяти схему хоровода, переставляла негнущиеся туфли, как копытца: шаг вперед и вправо, поклон, поворот, шаг вперед-влево, поклон, поворот… Краем глаза видела пиршественную галерею с пестрой толпой гостей. Вдоль стен колонны в виде деревьев. На гнутых ветвях с каменными листьями горели стеклянные светильники, бросая беспорядочные блики на столики, людей и узкий частокол высоченных, до самого потолка, витражных окон.

Битерере танцевали и продвигались вперед. Музыка становилась все громче и, зазвенев самой пронзительной нотой, стихла. Невеста замерла перед столом Вседержителя в глубоком реверансе, низко опустив голову. В разлившейся тишине битерере, цокая и покачивая юбками, убежали.

Шагов жениха Крошка не услышала, но удержалась и не вздрогнула, когда под носом увидела зеленые вседержительские ботинки с тиснением.

Легкое давление на затылок, шорох, и Дитсайрс снял с невесты маску, коснувшись пальцами ее щёк. На секунду Крошка прорвалась в скучающее сознание вседержителя, толкнула его своим любопытством. Одновременно произнесла ту непотребную фразу про опыление страждущего бутона. Не поняла, слышал ли её Дитсайрс. Он как будто споткнулся. Узкое морщинистое лицо дрогнуло. На мгновение Дитсайрс свел брови над острым носом, повел головой, как удивлённая птица. Цепко взял новую жену за покорно подставленные запястья. Развернул лицом к публике и поднял над головой розовую маску. Взревела пронзительная музыка, дамы восторженно завизжали, кавалеры поощрительно засвистели, и полагающийся по правилам ответ жениха утонул в шуме.

Дитсайрс отбросил маску в дальний угол и отвел новую жену на подиум, где стоял его стол. В этот славный и единственный день жена может восседать рядом с мужем и лицом к гостям. Потом она будет точно так же вертеться вокруг мужа, меняясь с другими расцветшими и по очереди отбегая в заднюю комнату отдохнуть и перекусить. Вот, сейчас как раз и накормят!

Битерере, оказавшаяся прямо за новой женой, помогла сесть, подсунув высокий табурет под панцирную юбку.

Лардарошса села словно птичка на жёрдочку и уронила руки, зашитые в рукавички капюшона, на колени. На недосягаемо далёком столе выстроились хрустальные пиалы и шкатулочки. В полутора метрах справа находился также недосягаемый муж. Его камзол и шаровары позволяли ему сидеть за столом по-человечески. Крошка оглядела мужа и фыркнула: ага — «вседержитель»! А сам седой и лысый. Волосы удержать не смог, зато жён полторы сотни держит! Но надо будет с ним помягче: люди такие хрупкие. Особенно старые.

С правой стороны от Вседержителя пировало то ли пять, то ли шесть человек приближённых, а Лардарошса сидела вроде и с ним, но одна-одинёшенька, отгороженная колоколом безобразной юбки. И до еды не дотянуться, да и нельзя! Дитсайрс склонился к соседу справа и не обращал на жену никакого внимания. В этом как раз нет ничего странного: новые битерере появлялись периодически, и эта процедура наверняка уже всем надоела. Но было немного обидно.

Слева никого не было. Там кончался стол, а далее и немного внизу стояли столики гостей.

На свободном пространстве зала, где только что прошла невеста, скачущие акробаты строили пирамиды и жонглировали меняющими форму предметами. Музыка визжала, как умирающий поросёнок.

Делая пируэты руками и приседая, слева от Крошки появилась «цветущая». Улыбнулась и наклонилась к столу. Юбка встала колом, как тарелка радара, но зато девушка смогла дотянуться к низенькой шкатулочке. Открыла блестящую крышку и ловко надела три наперстка с длинными острыми когтями, которые гайдерцы использовали вместо вилок. Продолжая улыбаться и в поклоне, повернулась к Крошке:

— Сейчас я тебя накормлю. Меня зовут Айша. Ты любишь острое? — коготь завис над зелеными шариками.

— Нет, благодарю тебя, Айша, — ура, хотя бы битерере разговаривают как нормальные люди! — Я Лардарошса. Лучше что-нибудь пресное и мясное… И дай мне попить, но только не сладкое!

Айша еще раз улыбнулась. Делая пассы руками и не забывая время от времени приседать и обходить невесту с другого боку, напоила из пиалы пузырящейся кисловатой водой.

— Бурлящий сок лимонца. У вас есть такой?

— Возможно, я пока не знаю, что есть у вас...

— А говорят, у вас людей выращивают в колбах? Ты мне потом всё расскажешь, да?

— Не выращивают! — было бы чего рассказывать. Дозволенная к распространению часть «информационного памятного пакета» касалась только природы. Крошка пожала плечами: как-нибудь выкрутится. — Конечно, расскажу.

Около Дитсайрса хлопотали сразу две девушки.

Разглядывая гостей, Крошка нашла будущего регента Яра. Он сидел, укрывшись за ближайшим деревом-колонной, и не обращал на невесту никакого внимания. Ещё бы! Человеческая девушка должна быть счастлива! Её жизнь до самой смерти будет обеспечена и беззаботна! Вот бы он задергался, если бы узнал, что подарил экзекутора человеческому правителю! Крошка хихикнула и, поёрзав на жестком сиденье, решила смотреть на Дитсайрса: вседержительский муж неторопливо сошёл с подиума к народу.

Объявили танцы.

Битерере плавно качали юбками около зеленой фигуры Дитсайрса, как цветные колокольчики у заросшей мхом жерди. Придворные дамы или гости... Крошка не удосужилась узнавать, кто присутствует на гайдерских свадьбах. Вполне разнообразно одетые женщины и в далеко заметных украшениях везде, где только можно, извивались телами и руками, меняясь местами с так же ярко одетыми мужчинами. В «типично гайдерские» костюмы, кроме невесты и жениха, вырядились только битерере, посол-регент Яр и несколько пожилых гостей. Вся эта пёстрая каша бродила вокруг да около друг друга: и никто никого не касался руками.

Потом между гостями соорудили символическую сцену, и, кажется, эти же самые гости разыграли невозможно занудную историческую пьесу с многоэтажными речитативами. И снова танцы...

От бесконечного шума, дребезжаще-громкой музыки и сильных ароматов у Крошки кружилась голова. Айша исчезла: пошла ухаживать за мужем или Крошка просто перестала различать её. Рядом паслись битерере, которые то кормили ее, то поили, то пытались развлекать разговорами. Их имён Лардарошса не запомнила. Шея потела под чехлом с гривой, спина и бока чесались от волос, расползающихся под одеждой. Крошка старалась соблюсти приличия: сводила лопатки и напрягала мышцы спины, мысленно успокаивала щекотку, но волосы были всюду, всюду, всюду. Ей казалось, что они повылезали сквозь одежду и шевелятся вокруг неё коконом беспокойных щупалец. Лицо хотелось отмыть от липкой косметики. От маленького и жесткого сиденья устала спина и поясница, не говоря про отсиженную попу. Ноги, затянутые в узкие жесткие туфли, одеревенели.

*

Любой ужас когда-нибудь кончается. Внезапно музыку как отрезало, и в мутной тишине герольд провозгласил, что пришло время молодоженам удалиться — бутону невесты пора расцветать.

Дитсайрс взял новую жену за руку и ушёл с пира, окруженный табунком танцующих битерере.

Лардарошса, тяжело опираясь на руку Дитсайрса, доковыляла на бесчувственных ногах до спальни. Ей было глубоко всё равно, куда идти, она даже не желала запоминать дорогу. Одной ходить ей тут не грозит! А сейчас хотелось только раздеться и спать.

Стукающая алебардами стража осталась в коридоре, зато десять щебечущих битерере ввалилось следом сквозь маленькую прихожую в задрапированную болотно-зелёным спальню. Крошка чуть не села на пол: ковер неожиданно продавливался и пружинил на каждом шагу. Но как же приятно встать босыми ногами на греющий и мягкий ковёр! Крошка оглянулась. Вентиляция тут не слышна и ниоткуда не дует. Незаметно надавила на пол сильнее, желая топнуть. Обогрев, видимо, шёл через пол, но пол мягкий! Она никогда такого не видела!

Битерере оставили Лардарошсу в капюшоне с двухсторонней сорочкой, скрепленной цепочками, и утанцевали в Цветник, унося с собой одежду.

Крошка почесалась и взглянула на мужа. Дитсайрс, уже облачённый в мешковатую пижаму, безо всяких притопываний и приговариваний подошёл и стянул с жены сложную конструкцию вместе с капюшоном, рукавами, цепочками и чехлом для волос. Волосы разлетелись. Крошка хотела выпрямиться, но Дитсайрс бесцеремонно пригнул её к себе, придержав за голову. Ловко и шустро собрал и заплел косу от макушки. Завязал зеленой лентой и сел на кровать.

— Что задумалась? — Дитсайрс заметно вздохнул, стянул пижамную рубашку и отбросил её на ближайший стул. Правое предплечье оплетал узорный шиток — трубочки плотно прилегали к руке до самого локтя. Наверное, какой-то медицинский прибор жизнеобеспечения. Только зачем украшать его избыточной чеканкой и камешками? Надо будет любить человеческого мужа поосторожнее: всё-таки правитель уже стар. — Как тебя родители называли?

— Крош... Нет, Рошса, — Крошка пошевелила губами и оборвала себя. Чуть было не назвалась Крошкой. Дура же, а?

У неё ожерелье, а у мужа нарукавник. Забавно!

— Что ты там мнешься? Иди сюда, завершим праздник и пора уже ложиться. День был долгий.

— Вседержитель, позвольте мне сходить в туалет?..

— Так иди, — Дитсайрс засмеялся и махнул рукой, указывая направление.

Крошка отмыла физиономию и, радуясь каждому шагу босиком и без сковывающей одежды, вернулась. Босые ноги отдыхали в невозможно приятном ворсе ковра, а тело изнывало от желания лечь и уснуть. Вот же, вроде ничего целый день не делала, а чудовищно устала.

Свет в спальне был притушен. Дитсайрс полулежал поверх одеяла и ждал. Левая рука под головой, правая вольно вдоль тела.

Крошка вскочила на кровать, потерлась щекой о его грудь, взяла за руку и нырнула в его душу, омотала желанием. Да, я чудесная, любящая тебя! Безумно, страстно любящая и ждавшая всю жизнь… Только тебя! Каждое прикосновение обжигает, воспламеняет, сжигает! Дитсайрс закрыл глаза и безвольно откинулся, расслабляясь в обуревавших его чувствах, предоставляя активной молодой жене самостоятельно провести ритуал «раскрытия цветка». Крошка мгновенно возмутилась и повела мужа. Опрокинула его на себя, усиливая его радость от ощущения её легкой гибкости, пружинной покорности, добавляя своё трепетное ожидание от тяжести его тела на себе, восторг от силы его рук, от его силы в себе.

Дитсайрс дернулся, пытаясь отстраниться, и Крошка спохватилась, замаскировала боль от разрыва, лишаясь «девственности». Да, это не Джи, боль нравится не всем. Снова нашла и раскачала желание человека и погрузила его в еще более сильное удовольствие, доводя до экстаза и сразу усыпляя осчастливленного Вседержителя. Это был нудный день.

Убедилась, что выпустила немного крови. Удовлетворённо позволила расслабиться и себе. Уснуть. Целый день скан дергался, как муха, залипшая в паутине. Жужжалка в меду. Теперь же она может спать, подвалившись под бок своего задания, уткнувшись ему в плечо, слившись контактом и сканом. Теперь она может утешиться в сознании довольного и убаюканного человека. Раствориться и отдохнуть в чужих мечтах. Рука подложена под шею мужа и покоится на другом плече, ноги сплетены. Единое целое с человеком телом и душой. Плывёт в его снах...

Шипение и теплый воздух в ухо разбудили Крошку. Тёмная фигура угрожающе нависала и сипела, затеняя свет ночника. Медленно приближала к ее голове мешок и шкрябала рукой по плечу. Ужас подкинул Крошку, и она выбросила руку, ребром ладони ломая нападающему горло, отталкиваясь ногами от Дитсайрса. Плечо обожгло. Крошка прижалась к спинке кровати. Полголовы хашир, склонённой над постелью, расплавилось. Тело упало поперек кровати, заливая одеяло пульсирующей кровью.

— Щерица! Проклятье! — Дитсайрс тряхнул рукой, выключая наручное оружие. — Ты что, дурная, орать на хашир? Почему ты всё еще здесь?

— Простите, Величайший, — лепетала Крошка. Она бы рада исчезнуть, уйти и быть вообще где-нибудь далеко… Она должна была уйти в Цветник! Но она не кричала! Она никогда не кричит… Боже, человек же не умеет экранироваться от ажлисс! Она сдуру напугала Дитсайрса своим страхом! Она же касалась его! Боже, боже, боже… Крошка потёрла горящую рану на плече — кислотой стреляют, что ли? Ничего себе, медицинский прибор… Вооруженный и с женой после свадьбы...

Сползла с кровати, обошла стоявший на коленях труп, подняла с пола халаты и пижаму… Пальцы мёртвой хашир всё еще конвульсивно сжимались и подрагивали.

Детский кошмар. Она и забыла о том, как Джи давным-давно дарил её в мешке министру связи, а она там чуть не задохнулась… Какой кошмар!

Дитсайрс быстрым шагом обошел и запер внутреннюю и наружную двери. Постоял, вернулся в прихожую, отпер дверь и бросил охране:

— Кирста ко мне. Да, в спальню. Немедленно! И пусть возьмёт своего прихвостня.

Рошса уже оделась в принесенную убитой хашир пижаму и объемный халат и теперь стояла, почти не дыша. Прихвостень? Это тот, что ест битерере? Её что, прямо в первую ночь отдадут людоеду? Не может быть… Она не виновата, что заснула и из-за ошейника не заметила, что пришла хашир! Тупая хашир! Не надо было дышать ей в ухо! И хвататься!

— Что таращишься? Почему ты вообще осталась тут? — Дитсайрс повернул ее к свету, и Рошса неуверенно дотронулась до его руки, проникая сканом.

— Я не кричала… Я испугалась, а она схватила меня за плечо, но я не кричала...

Быстро и сильно в глубину. Она маленькая, беззащитная, оторванная от дома… Да, нет на ней следов крови хашир. Никаких следов нет! Первая брачная ночь, и она боится, не виновата, не виновата! Она так любит! Она надежна, она верна!

Дитсайрс обнял Лардарошсу и прижал к себе.

— Не трясись, все хорошо, малышка… Это ужасно, но ты пойдешь в Цветник, как полагается, и не вздумай болтать… Я знаю, ты умная малышка, да?

— Простите меня, — Крошка привстала на цыпочки, и Дитсайрс поцеловал ее. Рошса обняла мужа, благодарно и со всей радостью, что смогла выкопать и усилить. Она бы осталась с ним, но нельзя. Нельзя!

Во внешнюю дверь почти неслышно постучали.

Дитсайрс решительно распахнул задние двери и вытолкал Крошку к моментально присевшим в поклоне двум хашир.

— Отведите расцветшую битерере Лардарошсу в Цветник.

*

Служки растерянно подхватили новую жену под локотки и без политесов выскочили в полукруглую боковую камору, где начиналась широкая винтовая лестница. Гуськом поднялись в изогнутый арочным мостиком коридор, спустились по пологим ступенькам в галерею, уставленную раскрашенными статуями, как кукольный музей.

Полумрак, никого и тишина. Безмолвие. Полы застелены коврами. Ноги, обутые в меховые высокие тапочки, скорее полусапожки, ступают неслышно.

Хашир подозрительно молчали. Если они ей сейчас начнут выговаривать, почему она не пошла в Цветник сразу, она их точно покусает. Но обе хашир молча трусили по бокам и даже не пытались болтать ритуальные глупости.

Крошка взяла левую хашир за руку:

— Тут всегда так тихо ночью? И даже музыки нет.

— Конечно, расцветшая битерере Лардарошса. Это же не женские покои! — покосилась в ответ служка.

— А вы так ничего и не слышали, пока ждали?

— А что мы должны были слышать? Вы кричали, распускаясь? Не стеснялись бы. Многие жены кричат. Но вы были тихи, как трава, укрытая росой. А могли бы и кричать, ведь крик — признак пылкой любви.

Крошка убедилась, что хашир ничего не слышали. Зато услышалось нечто иное. Раисса — эта убитая, должна была вынести «соцветие», подтверждающее девственность новой жены! Кусок простыни с первой брачной ночи, который потом станет частью приданого потомка Дитсайрса. Может битерере и не расцвела совсем? Или Дитсайрс совсем захирел и неспособен оживить бутончик?

Тьфу! О какой ерунде думают! Она любого древнего старца может заставить влюбиться! И тоже трагедию выдумали — потомок без тряпки останется! Никаких потомков у неё быть не может. Но простыни нет, подтверждения девственности нет — это плохо. Это нарушение правил. Может вернуться? Взять обоих хашир за руки, оторвать кусок простыни. А там придется взять за руку Дитсайрса. И этих стражных... Перед глазами выплыла беззаботная картинка хоровода, как на детском утреннике, куда ее привел Генри много лет назад. «Встаньте, дети, встаньте в круг, Джи нам всем надежный друг...» Общая молитва вокруг статуи Бога, а Генри её не пустил. Хотя она единственная, чью молитву Джи услышал бы на самом деле. А там всё в кровище. Поди пойми, где её две капли и где следы от фонтана хашир. Крошка представила, как она отрывает уголок от кровавой простыни, скинув на пол мертвое тело. Нет. Труп уже куда-нибудь убрали. Этот прихвостень и убрал. Возвращаться нельзя. Всех за руки не удержишь. А вдруг Дитсайрс передумает и отошлет её этому людоеду? Вряд ли, ужин у прихвостня на сегодня есть. Крошка нервно хихикнула. Держащая её под руку хашир непонимающе взглянула и заторопилась вперед — отворить двери.

Одинокий ночной стражник вскочил с низкого диванчика, встал и одеревенел, отставив алебарду в напряжённой руке. Толстая зеленая кисть на витом шнуре несерьёзно моталась вокруг древка.

Опять густые сладкие ароматы и приглушённая музыка каких-то дуделок. Маленькие пуфики, низенькие столики. Полумрак и неожиданная прохлада.

За тяжелыми драпировками загибался полумесяцем высокий коридор, освещенный маленькими ночниками. По внутренней дуге уходил за поворот ряд дверей, напротив них — полузадернутые занавесями арки, украшенных головами и символами богинь. За каждой аркой — спальный закуток битерере.

Торопливое шарканье и шёпот подбежавшей трусцой служанки:

— А где Раисса?

— Вседержитель оставил ее у себя.

— Зачем?

— Не знаю...

— А где соцветие?

Это было невыносимо. Крошка дёрнула ближайшую хашир за рукав и прошипела таким же еле слышимым шёпотом:

— Где моя спальня?

— О цветущая битерере, ваш прелестный уголок посвящен богине Аштибрис... Кровать уже давно разогрелась! Я вам покажу.

Только сейчас Крошка задумалась, а куда делась пятидесятая девушка? Та, на освободившееся место которой пришла она. Забеременела или ее съел этот прихвостень?

— Вот, ваш уголок всюду веющей Аштибрис — богини рек и попутного ветра, — хашир приоткрыла занавес, пропуская Крошку.

Уголок... Закуток! Стойло... Нет, «лежайло»! Справа вдоль перегородки высокая без спинок кровать, уткнувшаяся изголовьем в стенку, слева громада шкафа. Весь простенок напротив занимает слонячий стол-тумба и зеркало над ним, украшенное еле светящейся разноцветной гирляндой. На столешнице — баночки, флакончики, шкатулочки, а в дальнем углу полуметровая арка-алтарь с прозрачно-гранёной, ломающей отражённый свет, статуэткой Джи, явно унесенной из запасников уличных храмов Империи. Под стол задвинута круглая, вся в воланах, табуретка.

— Мы разложили Ваши вещи и установили молитвенное местечко по инструкции. Надеюсь, восхитительная битерере счастлива? Всё соответствует вашим мечтам, цветущая?

— А кто жил здесь до меня? — Крошка скинула халат на руки ночной прислуге. Ничего себе, мечты у некоторых!

— Не волнуйтесь, цветущая, тут всё-всё новое! Переключатель обогрева постели у изголовья, достаточно свесить руку. Ваша туалетная комната прямо напротив выхода из вашего уголка! Хотите умыться?

— Нет, иди, я сама, — отлягнула тапки в громадное зеркало на дверце шкафа и нырнула в пышущую жаром кровать.

Хашир выдвинула из гардероба плечики, расправила на них халат и, шмыгая ногами, удалилась. Сплетничать дальше.

Может, истечь кровью тут? Или решат, что это фальсификация? Что, этому Дитсайрсу лень было оторвать кусок простыни? Знает же правила! Крови там было — хоть топись. Крошка тяжело вздохнула: вот только совсем не от девственной битерере.

Она раскинула под одеялом руки и ноги, наслаждаясь теплом.

Что делать? Она принесла смерть! Сама, без приказа! Нечаянно влила свой испуг во Вседержителя, и он убил. Точнее, добил. Гадость какая, чем у них заряжены эти наручники, что тело плавится вместе с костями? Он даже не заметил, что она первой ударила хашир. Он считает, что дура-жена заорала, а он автоматически её защитил. Что делать-то?

Джи услышит, если помолиться сейчас? Должен слышать всегда, портал тут есть, запись в дневник идет. Интересно, слышит ли он сам или ему придётся открывать её дневник? У Джи очень сильный скан, возможно, он услышит её — порталы передают же сигнал. Однако, Джи вряд ли заговорит. Хотя она еще никогда не была так далеко и совсем одна, даже без Генри, но Император никогда не разговаривал с ней на тренировках. Она должна сама все решить. Но она — экзекутор и решать не смеет! Хотя тут она не как экзекутор... Боже, ну почему всё так сложно?! И почему эта хашир не могла просто позвать? А не хвататься? Интересно, что сейчас делает Джи? И вообще, день на базе или ночь?

Кровать с обогревом, а спят одетые... Простынь разогрелась и жгла как камни на пляже. Как же неудобно спать в пижаме! Всё заматывается, путается! Штаны закручиваются по ногам, врезаются в зад. Кофта задирается, сбивается под мышками и душит. Крошка села, сняла надоевшую одежду и сунула под подушку. Откинулась на ковёр, закрывающий задник шкафа соседнего стойла, потерлась спиной о приятную мягкость.

Ее собственный шкаф темной крепостью высился напротив. Посмотрела на своё отражение: да, надо набраться женственности в их понимании. Битерере и их служанки все такие жирнюшечки. Она такой не будет, это неудобно. Но еще немного округлит свою фигуру, чтобы порадовать мужа. Надо чтобы и без скана она ему нравилась: на расстоянии не получится охмурять. А то не дай бог, удивится и задумается о перепадах чувств к новой жене.

Крошка нагнулась к передней ножке кровати и щелкнула рычажком, выключая обогрев. Сползла и опустилась разгорячёнными коленями на плотный колючий палас, которым был затянут пол в спальне. Протянула руку к алтарю. Не касаясь, попыталась увидеть Джи сканом. Нет. Глухо и слепо! Взяла статуэтку и, закрыв глаза, погладила фигурку кончиками пальцев и изумилась. Джи был не тот широкомордый дядька, чьи изображения стоят в храмах и который показывается на официальных мероприятиях для людей. Это было изображение безбородого тридцатилетнего «домашнего Джи», с длинным волевым лицом, чем-то похожего на Марка. В этой теломорфе Джи — единственный, кроме Крошки, обладающий возможностями экзекутора, предпочитал быть на базе и в обществе ажлисс. Крошка благодарно прижала статуэтку к груди. Наверное, сделали специально для неё, подумала и сосредоточилась перед молитвой.

При прямом контакте Джи воспринял бы ее чувства, эмоции и причины поступков без помощи слов. Но в дневниковой записи и для молитвы удобнее не образы и чувства, а мысленно произнесенные слова.

«Джи, ты слышишь меня…

Нет счастья без горя, нет света без тьмы, нет встречи без расставания.

Джи, ты слышишь мной, чувствуешь мной, думаешь мной.

Помоги мне, поддержи меня. Я боюсь, дай мне силу.

Дай уверенность поступать правильно.

Я была не готова, прости меня! Я виновата.

Я так устала от вспышек прикосновений и поэтому осталась с Дитсайрсом. Хотела отдохнуть в чужих мыслях. Я виновата.

Я напугала его своим испугом. Ты знаешь. Ты читаешь мой дневник. Смерть Раиссы была случайной.

Я, не думая, не успев подумать, убила её. Я виновата.

Я — ажлисс, я знаю истинный смысл поступков. Смысл жизни ажлисс — охрана человечества.

Я — ажлисс, мне не нужны слова для объяснений. Мысли и чувства не лгут… Ты далеко, и я не могу слиться с тобой душой. Молитва — слова моей души. Прости, что обращаюсь к тебе словами.

Я — ажлисс, я говорю мыслью. Говорю только правду. Слова могут лгать. Слова могут спрятать мысли, скрыть причину поступка. Слова придумали люди, чтобы наряжать поступки в одежды смыслов. Слова нужны людям для лжи. Мысли и чувства не лгут.

Я — ажлисс. Я не лгу. Слова меняют смысл, но я, когда говорю словами, то произношу их душой. Услышь меня!

Нет счастья без горя, нет света без тьмы, нет добра без зла.

Слова — ничто. Поступки — всё.

Я — ажлисс, я не говорю, я делаю.

Смерть — зло, но я экзекутор.

Я не ищу оправдания, я сожалею. Прости меня, прости…

Нет зла, нет добра.

Личность — ничто; человечество — всё. Цель ажлисс — жить для людей, как общества, не как особи…

Я — экзекутор. Я не часть общества — я часть тебя. Я рука твоя, я орудие твоё… Я живу для тебя, ты живешь мной. Я глаза твои, я часть тебя. Я живу для тебя, ты живешь мной. Ты видишь мной, слышишь мной, чувствуешь мной»…

Крошка решительно встала и выглянула за занавеску. Ни одной хашир не видно. Прошла в умывальню. Сразу зажегся свет. Поискала запор. Никаких замков нет. Зато за следующей дверью — большой и светлый бассейн под стеклянной крышей, окруженный дугой из пятидесяти дверей! Над водой курился пар. Вот и понятно, вокруг чего загибается спальня! Крошка вышла на желто-красные мозаичные плитки, держась за косяк, и рассмотрела свою дверь снаружи. Над проходом торчала такая же уродливая женская голова с гипертрофированными чертами лица и носом картошкой, как и на арке «уголка Аштибрис». Из широкогубого рта богини лезли на свободу три толстые змеи. Крошка мельком оглядела соседние знаки: трехъязыких богинь вроде больше не видно. Вот и чудесно. Кожа покрылась мурашками — у бассейна было свежо — и Крошка вернулась в уборную.

Намотав на руку косу, воспользовалась забавным туалетом: два низких столбика для ступней, а между ними ямка с ручейком. Косу придется все-таки укоротить: кажется, она с ней перестаралась. Не уследишь, занырнёт еще в туалет и увязнет! Позорища не оберешься.

Ванна была в форме круглой, уже знакомой кадушки, рядом с ней раковина умывальника. Крошка умыла лицо. В туалетной каморке неуютно дула вентиляция, и Крошка вернулась в кровать.

Молитва помогла успокоиться, но сон не приходил. Скучная музыка лилась и вилась, как нудный комар с насморком. Крошка прислушалась и села. Точно! Рядом, в соседнем загончике, тихо всхлипывали. О чем можно плакать жене Вседержителя? О том, что тут вместо мяса сплошная рыба? Крошка хихикнула и, прижимаясь к разделяющему шкафу, бесшумно прокралась к соседке. Девушка, накрывшись с головой и уткнувшись в подушку, давилась слезами. Крошка на цыпочках подбежала и сунула обе руки под одеяло. Схватила за голую ногу и парализовала девушку.

«Я — новая битерере, моя кровать тут, за стеной. Меня зовут Рошса, я хорошая. Я друг», — ворвалась в ее мысли, не давая испугаться и блокируя движение. Не дай бог, начнёт кричать или лягаться. Залила податливое человеческое восприятие шквалом искренней радости, осознанием встречи долгожданной любимейшей подруги. Понемногу ослабляя фиксацию чужих мышц, успокаивая чужое дыхание, провела по ноге вверх, подбираясь ближе.

«Как тебя зовут? Ты можешь говорить со мной мысленно, пока я касаюсь тебя», — Крошка перехватила другой рукой девушку за шею, продолжая искать и усиливать её самые теплые чувства. Вползла под одеяло, прижимаясь и обнимая, целуя мокрые удивленные глаза. Вытерла ей лицо и слегка ослабила ментальныйй блок.

Девушка, не слыша собственного недоумения и испуга, сбитая с толку неожиданными бурными эмоциями, обхватила Крошку руками и ногами, как голодный паук:

«Фарисса, я Фарисса! Ты голая, почему?! Ты пришла любить меня? Но это нельзя! Ты забрала мою очередь! Люби меня, я так рада, что ты меня любишь!» — забормотала мысленно, не замечая, что ни она сама, ни новая подружка не произнесли вслух ни единого слова. Фарисса снова задыхалась, но теперь, разгораясь страстью, судорожно торопилась обнять и всюду-всюду расцеловать неожиданно самого дорогого человека.

Крошка порадовалась, что задернула за собой занавески. Она может разжечь любовь и удовлетворить кого угодно, даже не делая никаких движений, стимулируя чужое тело, создавая физиологический и психический эффект сканом. Это как музыка. Музыка сама не звучит, флейта сама не играет. Экзекутор — это музыкант, оживляющий мелодию человеческой души и тела. Мелодию, спрятанную внутри, неслышную без музыканта. Она — музыкант, который находит внутреннюю мелодию, и человек-флейта звучит, поёт и играет. Музыкант не только дарит, но и сам получает радость, одновременно рождая прекрасную музыку...

«Спасибо тебе, Фари», — Крошка, удовлетворенная разрядкой — как всё удачно получилось! Теперь и она сама сможет уснуть! Нежно поцеловала Фариссу в щеку и продолжала гипнотизировать, держа её в полусне: «Я так рада, что у меня в Цветнике есть близкая подруга! А почему ты плакала?»

«Я никогда не попаду в Сад, а буду жить в Цветнике, пока не отцвету! Мне скоро двадцать, а они специально посылают меня в неправильное время! А тут еще ты! — Фарисса всхлипнула и положила голову Крошке на грудь. — А в двадцать лет меня отправят в клинику, чтобы у меня уже никогда не было детей, а потом в цех! До конца жизни! К ткачам или прачкам. Или в красильню... У меня не будет ребеночка, я умру взаперти, как мышь в банке!»

«Фари, не бойся! — Крошка ужаснулась: ничего себе, порядки! Но экспансия им мозги вправит! — Фари, Фари, это глупости! Я могу помочь тебе. Я поглажу тебя по животу, и все будет, ты забеременеешь».

«Да? Так не бывает, надо, чтобы был его ребёночек! Не наколдованный! А он меня почти не зовёт. Он меня не любит, хотя должен любить всех! Любит меня всегда не вовремя!»

«Не страшно, он меня позовет, я забыла у него соцветие. Мне же надо получить соцветие по правилам, да?»

«Как забыла? Так не бывает! Старшая хашир всегда выстригает соцветие из простыни...»

«Так получилось».

«У тебя не получилось соцветие? Ты не была девственна? Моё висит в раме над постелью, только оно мне ни к чему: ребёночка у меня нет!»

«Он обязательно меня позовёт, и я принесу тебе пыльцу от Властителя, я умею. Как пчёлка. А теперь спи!»

Крошка усыпила Фариссу. Так бы и спала до утра с уютной и беззлобной девушкой, наслаждаясь найденными, невозможно светлыми воспоминаниями о доме, родителях и сестрах. У Фариссы было пять сестёр!

Уходила с сожалением. Как было бы хорошо спать с Фари! Гораздо лучше, чем с Генри. И как всё удачно получилось: она сможет исправить смерть рождением! Всё для баланса человечества.

В коридоре по-прежнему никого не было, и Крошка благополучно и счастливо уснула в своей кровати.

[float=left]
[/float]
ГЛАВА 14. Кварг

*

Бордовое...

Бесшумное...

Трубки ярких солнечных светильников на стыке потолка и стен.

Выпуклые переплетённые волоконца обивки тренажерного зала.

Она очнулась и взметнулась.

Взрывом мысли вырвалась ввысь, вдаль!

Прочь!

Далеко!

Увидела сканом базу в степи, лес и город. Трассы, разбегающиеся паутиной от Лакстора, флаера, летящие в небе, яркие ауры людей и животных, Джи...

Ярко-синяя обжигающая и поглощающая аура Джи.

Рядом.

Дома!

Лихорадочное дыхание тела вернуло её назад. Тело целое. Её собственное. Здоровое и знакомое.

Боли нет.

Под спиной и руками тепло и мягко...

Но безумно билось сердце и не хватало дыхания.

Хакисс неуверенно села в открытом инкубаторе.

Её зал... и Джи.

Она захлебнулась плачем, закинула голову, сдерживая вырвавшиеся слёзы.

— Ты видел! — вскрикнула, задохнулась и с силой отерла слезы, против воли текущие по лицу. — Ты слышал! Ты знал... Ты!

— Крошка, я рад! — Джи встал и улыбнулся. — Наконец ты нашла свои резервы и смогла освоить их! Я могу тебя поздравить!

Хакисс перестала дышать. Его улыбка втекла в сердце, обняла нежностью, затопила радостью. Хакисс взорвалась негодованием, отбросила фантом далеко прочь! Почему не защитил? Могла бы — отбросила Джи своей мыслью! Разорвала! Вернулась недавняя боль и жгущей сетью расцвела по коже, вгрызлась в мышцы, обнажила кости...

— Ты послал меня... Не пришёл... Нарочно?!

Тяжело спрыгнула, неуклюже вставая босыми ногами на пружинящий, словно кожаный, пол, бросилась к Джи.

И тьма унесла её снова.

***

Кружится, кружится… Хлопьями вьюжится.

Солнце закроется, мраком закружится.

Вихрем непомнящим сердце простудится.

Все перемелется, стерпится, слюбится.

(дневник шестой Крошки)

***

Она резко вздернула неожиданно лошадиной головой, вскочила, но сразу же потеряла равновесие и, судорожно перебирая всеми четырьмя ногами, рухнула на бок, глухо стукнувшись клювом о камни. Удар густой волной сотряс тело, отразился в ребрах и вернулся, тысячей иголок пронзив голову. Крошка осталась лежать, часто и тяжело вздымая рыжие бока. Крупные жесткие перья, покрывавшие спереди ее грудь и шею, несколько раз встопорщились и опали. «Выкинул! Выбросил!» — билась и кружилась раскаленная мысль во все еще одурманенной голове. Она несколько раз моргнула и закрыла глаза, сканируя себя изнутри. Она — кварг! Нет, кваржа. Глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоить дыхание и колотящееся сердце. Медленно села, вонзаясь в скудную землю раздвоенными копытцами и раздвигая камешки. Наконец поймала равновесие, широко расставив передние ноги, и бессознательно хлестнула конским хвостом. Раздраженно огляделась. Бледная трава вокруг торчащих камней, бесконечные холмы, распадающиеся языками осыпей, плотно затянутый облаками горизонт. Умирающий промозглый день. Пустоши. Проклятые, дурные, дикие пустоши! Зло наподдала передней ногой, отшвырнув мелкие камешки. Потом встала и с силой подгребла под себя чахлую траву, выпустив боковые когти и пропахав ими глубокие борозды. Растопыренные когти легко прошли сквозь тонкий слой почвы и омерзительно шкрябнули по скальной подложке.

Кваржа застонала и легла, плотно поджав под себя ноги и повернув голову за плечо. Могла бы — заплакала. Тело била крупная дрожь. Она никуда не пойдет. Она не будет просить. Она останется тут и просто умрет. Ее Бог выкинул ее. Она... Да она сама виновата. Кваржа сжалась, плотнее подворачивая голову и вжимая клюв в землю. Что ей теперь делать? Он не хочет её? Она его часть! Навсегда! Он всё равно всё видит. Или прочитает из её дневника. Всё, что она думает, всё, что она чувствует, постоянно и безостановочно пишется в систему. Крошка всхлипнула, но кваржиное горло издало какой-то дикий писклявый всхрап. Но он бросил ее! Оставил на Гайдере, и ее убили там! Мучили и убили! Она сошла с ума от боли и тоже хотела его убить. Его, своего Бога, Джи, свою любовь, свою жизнь. Отомстить! Он бросил ее там! Он бросил её здесь! Лучше бы убил! Она сама хотела его убить! Он бросил её! Он разрешил мучить её...

Спазм сотряс кваржиное тело, и звериное горло выдало человеческий стон.

Она уронила голову. Шаркающий звук костяного клюва, чиркнувшего по камням, электрическим разрядом отразился в шее и она вскочила. Потопталась, растерянно кружась, и пронзительно закричала, опуская голову к земле. Острый истошный крик ударом бича хлестнул по жесткой сухой траве, прокатился по покатым пригоркам и затих у ползущего к закату солнца. В полукилометре сорвалась в бег семья голенастых дикусов — птицы благоразумно бросились искать себе ночлег подальше от хищного кварга. Крошка ждала, вздрагивая от напряжения. Внутри горела злость, горечь обиды и желание сделать что-то страшное, непоправимое. Что-нибудь уничтожить, разбить! Разбиться самой, но где можно разбиться в почти ровной южной степи? Разорвать себя! Разорвать Джи! Нет, прижаться к нему, слиться с ним!

Но должен же здесь быть настоящий кварг. Крошка сканировала так далеко, как могла дотянуться. Скан слушался плохо после двух подряд возрождений в инкубаторе. Но она найдет. Найдет и убьет. Или он убьет её! А! Вот от гряды слева пришел ответный свист.

Крошка снова закричала и помчалась за садящимся солнцем на запад. Там, далеко-далеко начинается безжизненная пустыня. Она уйдет туда и умрет. Она бежала, не разбирая дороги, рвала мышцы с каждым прыжком, обдирала шкуру и теряла перья в зарослях колючек, надеялась сломать ноги в каменных грядах...

Убийца! Они все убийцы. Она тоже хотела его убить, и ужас бился вместе с пульсом. Она! Хотела убить своего Бога! Она! Новый вопль вырвался пронзительным свистом, и дикий кварг ответил, подтверждая вызов.

А Ри! Её нянька. Её стюард. Пришел за ней. Поздно. Но пришел! Пришел и убил!

Темно-красный зверь с черным клювом на конской голове плавной рысью вынесся на пригорок ей навстречу и встал, ритуально копая землю. Животное! Она — тоже животное! И, наплевав на звериные ритуалы, она врезалась и сшибла его грудью, кусая и выдирая перья из горла, пытаясь рассечь его ноги кинжалами когтей. Убить хотя бы вот эту тварь, так самоуверенно выскочившую ей навстречу.

Кварг ухватил ее за гребень шеи и швырнул с горки, выдергивая гриву и разрывая шкуру. Прыгнул следом, чтобы придавить и удержать передними ногами. Он был больше и сильнее, но она — злее и отчаяннее. Он дрался за свои земли, за охотничьи угодья. А она хотела убить или умереть сама. Она вырвала кусок мяса из его плеча и распорола ему бок. Самец обескуражено оттолкнул бешеную самку ударом крупа и попятился. Она поднялась на ноги и снова бросилась, но самец коротко зашипел, признавая поражение, и убежал. Она упала там, где остановилась. Догнать дикого кварга не было сил. Раны тупо ныли, но уже начали регенерировать. Регенерация... Она не сможет даже убить себя. Тут, на домашней планете, ей даже не нужен кристалл ловушки души. Даже если она умрет, если она убьет это тело, и оно не сможет больше удерживать душу, то система, оплетающая незримой сетью всю планету, всосет ее и Джи снова... Нет! Он выгнал ее в степь. Хорошо. Она останется тут. Она его крошка...

За сердцем поселился ядовитый спрут и медленно распускал и сжимал свои горькие щупальца, отравляя и мучая ее. Кварг не может даже плакать. Кварг может только жить.

*

Спишь словно каешься, плачешь и маешься.

Где потеряешься там и останешься.

Глазки как лужицы в небо глядящие,

Не настоящие, не настоящие!

(дневник шестой Крошки)

*

Дни темнели, ночи светлели и менялись беспросветной вереницей. А она брела не зная куда, бездумно переставляя ноги, и медленно тащилась кругами. Тянулась сканом по бесконечной степи. На западе жалкая жизнь полупустыни совершенно иссякала, задушенная безжизненным каменным плато, которое обрывалось в Небесный океан. Она чувствовала Императорскую базу где-то там, далеко справа, где цивилизация предусмотрительно обходила негостеприимные пустоши широкой дугой по плодородному северу. Но пустоши были огромны, и она подозревала, что даже на четырех ногах ей бы пришлось бежать на восток почти полгода, чтобы добраться до великих рек и людей. Но зачем ей люди? Она не часть человечества. Она — часть Императора, которого она хотела убить, который убил её...

Монотонное движение облегчало боль. Голову жгло, кислотой отчаяния разъедало изнутри. Казалось, что если она остановится, то голова взорвется или упадёт от невыносимой тяжести мыслей, раздумья раздавят её, сломают каждую кость.

«Без темноты нет света, без боли нет радости, без расставания нет встречи... Я глаза твои, я рука твоя, я живу тобой, ты живешь мной...» Молилась, чувствуя, как прилипая к словам, боль вытягивается наружу, вытекает, уменьшается, и идти становится легче.

Южнее от базы земля становилась жирнее, было больше травы и воды. Но нужны ли ей обильные едой и населенные земли? Пусть осенью кочевники и уходили на зимовку вместе с отарами пегих овец. Нет, ей не нужны люди: кочевники ловят и объезжают кваргов... Мысли в такт шагам медленно появлялись и исчезали, а она шла и шла, иногда останавливалась и без удивления замечала, что возвращается к базе. К Джи. Тогда она разворачивалась и какое-то время ровно бежала на юг, но потом забывалась в круговерти тоски и опять брела незнамо куда, пока не падала, загнав себя до изнеможения. Когда она чувствовала голод, то раскидывала скан и приводила к себе первое подходящее животное. Глотала, пока брюхо не раздувалось тяжестью, а потом спала и снова двигалась механической походкой забытой игрушки.

Шла, не думая, куда несут её ноги, запрещая себе приближаться к Джи и пытаясь оставаться примерно в одном широком секторе степи. Но на самом деле незаметно уходила по кривой спирали дальше на юго-восток. В краткие минуты прозрения, когда она, все-таки проголодавшись, искала добычу или, укладываясь в сон, выпадала в реальность, она нащупывала ставшим почти всеобъемлющим сканом ориентиры. Взлетала мыслью высоко в небо сама или смотрела глазами кружащегося под облаками равнинного орлика.

Крошка шла и вспоминала, пытаясь объяснить сама себе, пытаясь успокоиться. Уговаривая саму себя.

Много лет назад Джи нашёл её и она забыла всё, что было раньше. Тогда её жизнь разорвалась. Она была потерянной маленькой девочкой, забывшей себя, но Джи учил её, учил , что никакого раньше не было, она с ним всегда и навсегда.

— Ты особенная, я выбрал тебя потому, что ты можешь стать экзекутором. Ты будешь уметь всё, что умею я сам, что дает раскрепощенное и очищенное от человеческих дефектов тело ажлисс. То, что не умеет никто, кроме нас с тобой. Это тяжело, не каждый ажлисс способен выдержать обучение. Не каждый ажлисс может стать экзекутором, но ты сможешь. Сильные эмоции стимулируют организм даже обычного человека. Женщина, чтобы спасти своего ребенка, может удержать падающую стену. Любой ажлисс сильнее человека, а экзекутор сильнее любого ажлисс.

Её жизнь снова разорвалась! Для этого Джи её выбрал? Чтобы убить и выбросить?! Но нет же... Это просто следующий урок! Джи всегда учил её, она часть его. Она нужна Джи, нужна Империи. А если бы она училась старательно, то не оказалась бы здесь! Она же ажлисс! Она не может просто так умереть. У нее был с собой кристалл. Это же проще — взять кристалл с душой, чем тащить на базу искалеченное тело...

К тому же тогда она была опасна. Она убила всех, кого нашла! Но она не помнит, кого она нашла... А что,если она убила Фариссу?! Крошка застонала: она бросилась даже на Джи сразу после пробуждения! Ри всё правильно сдел...

— Сильные эмоции рождают сильные желания, на пике напряжения ты можешь сделать то, на что у тебя не хватит сил без такой стимуляции. Поэтому я тренирую тебя. Помни: без тьмы нет света, без расставания нет встречи, без горя нет радости, без боли нет наслаждения, — Джи дарил ей боль и наслаждение. Она рассыпалась и теряла себя в восторге и слиянии...

Она плакала и тянулась к Джи, тянулась, почти разрывая связь со своим телом. Брела без цели, слепо и неосознанно. И молилась:

— Без тьмы нет света, без расставания нет встречи, без горя нет радости, без боли нет наслаждения, без Джи нет меня...

Как было просто и хорошо в детстве. Все понятно и ясно: каждый день расписан, все спланировано и известно заранее. Зато сейчас всё неясно и мутно тянется неведомо куда...

Она убивала с самого детства! Все закономерно. Она убивала, а теперь убили её.

Рискнула и дотронулась до Джи нежным пугливым касанием тончайшего волоконца скана. И он ответил! Она рискнула, и он отозвался! Послал ей одно слово: «Рано». Мягко оттолкнул и закрылся.

Закрылся!

Крошка рухнула в невысокие густые заросли вирдиса. Зимой эти кустики без листвы, но если потоптаться, то из них получается неплохое гнездо. Тут она и переспит. Немного отдохнёт и надергает чуть побольше вирдиса — у него глубокие корни, но силы кваржи достаточно. Хотя была бы она самцом кварга, была бы сильнее.

В бездну вирдис! Джи отозвался! Как же она рада! Но он сказал «рано»? То есть она на правильном пути, только ещё рано? Сколько она будет в ссылке? Когда он возьмет ее обратно? Почему... Рано! Она еще не готова вернуться? Но она на правильном пути! Она вернётся!

***

Память полна трепетаньем неистовым —

Там, далеко, за холмами росистыми,

Волосы пламенем ветра горящие,

Вновь говорящие, вновь говорящие…

И просыпаясь на грани бессмертия,

Вновь забываешь, о чем тебе снилось.

Что говорилось и где пробудилось,

Только щемящее чувство извечное,

Что-то летящее, вечное… вечное…

(дневник шестой Крошки)

*

Флаер... На мгновение даже почудилось, что это за ней. Но флаер появился с юга. Крошка метнулась к аурам людей на борту. Четверо? Вошла в сознание одного, оглянулась его глазами. Грузовой флаер. В кабине оставлено только четыре кресла, да и те сдвинуты в самый нос, а за прозрачной переборкой битком забитый багажник. Пилот пошел на посадку...

Крошка совсем не по кваржиному села на холодный уступ террасы, подстелив под круп густые волосяные перья хвоста. Копытца разъезжались в мелких камешках, а впереди последние скалистые обломки пустошей рассыпались в степь. Здесь начиналась Карфида — угодья кочевых кланов. Пастбища для овец, протканные путями перегонов, и зоны размножения редких красных кваргов. Идёт весна, и даже в этом отдалённом от цивилизации уголке можно будет встретить людей.

Флаер сел на площадку стойбища километрах в тридцати. Дорога, вымощенная колотым камнем, широко оборачивалась вокруг приземистого склада и далее на северо-запад не вела. Это, кажется, самая северная стоянка. Крошка разгребла мелкую щебенку и легла в ямку, продолжая наблюдать, как люди вручную перетаскивали ящики с сушёными овощами и фруктами, герметичные мешки с мукой, принадлежности для ремонта юрт и повозок, запасные энергоблоки... От нечего делать проползла сканом вслед и лениво прошлась по стандартному оборудованию хозяйственного блока, где больше половины занимала кладовая. Ха, у них нет даже стазиса! В глубине за стеллажами обнаружился только выключенный морозильный бокс. Угу, никаких консервов, никакого стазиса! Только свежее, сушеное и свежезамороженное — традиции наше всё! Хотя традиции не мешают иметь в хозяйственной постройке вполне современные гигиенические комнаты, кухню с печью на кристаллической батарее и учебный зал с экранами системы.

Но только посмотрите на этих кочевников! Крошка фыркнула: приехали-то всего-навсего пополнить запасы для племени, а одеты, как на фестиваль Объединения! Каждый в расшитой кожаной жилетке. Валяные шапки с острым верхом украшены тесьмой и бисером, сапоги с тиснением...

Двое мужчин вывезли громоздкую машину на маленьких колёсиках. Интересно, что это? Подсунули под неё доску планера и, старательно придерживая с обеих сторон, отлевитировали под крышу, припарковав недалеко от входа у частокола шестов для юрт. То есть машину вытащат перед тем, как ставить юрты? Странно, почему кочевники предпочитают жить в юртах? Тут уже есть нормальное здание, ну и поставили бы рядом постоянные бытовые секции.

Бритый наголо пилот носил запасы и горланил песенку:

— Жестокий век, наш век коварства!

Приполз как сытая змея.

С улыбкой задушил бунтарство

Мир сделал мирным. Как же я?

А я пасусь среди овечек,

Холмы стандартно зелены.

В полях размерены все речки,

А мы? Чего? Бездумны мы!

— Нет, — певец вернулся во флаер и поставил ногу на последний ящик. — Этот оставь! Я договорился с еретиками. Продам батарейки за наличные — отцу нужны деньги.

— Твой отец бездарный пропойца, а нас окольцуют! Позорища не оберешься и пропадут все бонусы!

— Это мой отец. Я не могу наблюдать, как он живет от пайки до пайки! И вообще, ты видишь тут дознавателя? Андроида? Или это ты побежишь меня сдавать, сказав, что видел и ничего не сделал? Яалайс и Жерчу ничего не видели и никому не скажут, а на исповеди главное быть уверенным, что поступаешь правильно. Дознаватель не спросит: «А что, Пайрус, не видел ли ты как Чесче поставил ногу на ящик?» Он задает только общие вопросы, а для конкретных надо знать, что спрашивать. Грешил ли ты? Лично ты не грешил. Не смотри на ящик и ты ящик не видел! Какие проблемы? Эй, Жерчу, отлетаем!

Пилот, продолжая напевать, дождался когда все уселись и стартовал:

— Овце ведь мозг совсем не нужен!

Она питаньем весела.

С улыбкой к вам придет на ужин.

Горда, что ела и росла!

Воры! Крошка резко встала и мотнула головой. Ну ничего! Джи читает ее дневник! Джи скажет дознавателю их дозена, и их накажут!

Но ей пора перестать бродяжничать. Она и так забралась слишком далеко от базы. Где-то левее по гряде был симпатичный уголок. Крошка пробежала по склону и повернула в узкое ущелье. Похоже, что тысячелетия назад эта расщелина была руслом ручья, спадавшего с пустошей высоким каскадом. Когда-то давно у самого подножия уже несуществующего водопада откололась боковая плита и упала наискосок, сотворив навес и чудесный шалаш для бездомного кварга. Крошка зашла под «крышу» и легла. Вздохнула. Здесь хорошо, спокойно и даже впервые как-то уютно. Словно действительно пришла домой и прижалась к дивану, на котором сидит Джи. Сейчас он протянет руку и дотронется...

Крошка выскочила из «домика» и сильными прыжками взлетела наверх. Нашла подходящие валуны и, упираясь передними и лягаясь задними ногами, скинула их в ущелье, а потом сложила из них порог — границу гнезда. Надергала вирдиса вместе с упругими лианами-камнеломками и уложила основу постели. Оказалось, что острым роговым клювом рвать траву удобнее, чем голыми руками. Руками можно было делать множество вещей, а главное - ощутить тепло родного тела, сразу слиться душой или залечить раны... Впитать и разделить эмоции, проникнуть сканом в самое сокровенное и открыть самые глубокие тайны. Ха, что может быть сокровенного у зверей? Она и без прикосновений может войти в любое животное и подчинить. Да и животным руки не нужны. Но носить траву в клюве было неудобно и долго. Безвкусной осокоподобный пучок, который она могла принести за один раз, был возмутительно маленьким, и прошло не менее десяти дней в нудной беготне, пока высота стога не удовлетворила её. Было бы здорово украсть какую-нибудь большую тряпку у кочевников и собирать траву в неё, но лучше не надо! Все-таки хорошо, что никаких людей тут нет и никто не задумается, зачем кварг собирает траву.

Крошка впервые за долгие месяцы изгнания почувствовала себя счастливой и лелеяла это чувство, нахваливая своё укрытие. Как надоело мерзнуть и мокнуть, ночуя где придётся, а теперь у неё был дом! Она же не южная кошка! Если бы она была кошкой, то могла бы свернуться и прикрыть лапки пушистым хвостом. Однажды она жила целый месяц на юге, у моря, в теломорфе золотистой львицы. Целый месяц — сорок солнечных дней! Там было тепло. Нет, там было восхитительно жарко! Узкие горные ручьи замораживающе холодны, но было так приятно влететь одним прыжком в ледяную воду и сразу выскочить на противоположный берег! Потерять дыхание в бурной воде, а потом растянуться и разомлеть на раскаленном камне. В пустошах же вода была противна. Возвращаясь домой под дождем, Крошка разгоняла метаболизм, поднимала температуру и забиралась в гнездо уже высохшая — сушить намокшее сено было бы гораздо труднее. Неприятно, что всякая ползающая дрянь и земляные блохи тоже так и стремились набиться в матрас и залезть в ее собственную шкуру. Поэтому перед молитвой и сном она сканом выгоняла паразитов вон, а потом брала клювом камень и плющила мерзких захватчиков.

Неизвестно, долго ли придется ждать и жить под каменной крышей. Джи за ней не придет, пока не решит, что она поняла свою ошибку, полностью признала вину и от всего сердца раскаялась. Он позовет, когда она будет нужна. Где-то на краю памяти промелькнуло голосом Джул: «Крошки! Твои Крошки!» Нет! Она — часть Джи! Он бережёт её, отпустил отдохнуть!

Засыпая в импровизированной постели и подпихивая клочья травы под костистые локти и пятки, она представляла, что обкладывается подушками и закутывается в одеяло в своей комнате. Она снова маленькая девочка. Придет день, и она пойдет к Джи. Она же его неделимая часть! Все будет так, как всегда. Как раньше, когда она в выбранной Джи теломорфе сопровождала императора на заседаниях и приемах. Ее роль проста: сидеть тихой мышью у ног императора и быть с ним в ментальной связи. Ходить за ним тенью и ничего не трогать. Ничего не бояться, ни на кого не реагировать. Делать только то, что скажет император. Вроде бы страшная скука и гвардейская дисциплина, однако это всегда радость. Даже просто просидеть все это время, прижавшись к бедру Джи, растворившись в его мыслях, в его пульсе, не читая его мысли, только пребывая в нем — это само по себе было волшебно. Она любила это больше, чем учебные поездки с Ри или охоту в дикой природе. Несмотря на окружение, посторонних людей и официальную свиту, ментальная связь скрывала её от всего этого шебуршения вокруг. Вольно плыла его мыслями, просто отдавая себя. Обожала чувство уникальности и единства, расцветавшее в ней в это время. Она был там, куда не мог проникнуть никто, она полностью принадлежала Джи, растворялась в нём.

Когда на долгих заседаниях император скучал, то он играл с ней: проникал в её сознание, а она, спрятанная внутри, удивлялась возможностям неожиданно ловкого и сильного тела. Официальные церемонии превращались в интересные приключения, всегда неожиданные и часто очень забавные, особенно, когда Джи начинал хулиганить, проводя с ее телом эквилибристические фокусы и забираясь в совершенно дикие головоломные места, куда Хакисс бы никогда не додумалась лезть сама. Пробраться в отделение стазиса, разбудить и выпустить архаического монстра, проделать немыслимые виражи на планере, впервые самостоятельно взлететь на флаере… Ну не совсем самостоятельно, но все же… Однажды тело Хакисс прокралось в казармы и, подлым приемом уронив караульного, увело у него арбалет. И все это, пока Джи вроде бы сидел на совещании с какими-то министрами.

Иногда Джи оставлял ее в незнакомых местах незнакомых дворцов и уходил, а она должна была найти его только по зову его мысли, его ауры, отражавшейся в ее сознании, выщупывая его тонким волоконцем ментального контакта. Он учил ее проникать в чужие головы и подслушивать чужие ощущения, а потом и наводить мороки фантомов, принуждая людей совершать неожиданные поступки, управляя чужими телами, как своим собственным. И ведь это умеет только Джи, и он учит ее быть, как он!

*

Невозможно пошевелить прошитыми проволокой руками. Плечи свело судорогой, локти ломит, кисти ничего не чувствуют, пальцы онемели, почернели, отломились… Хакисс, сопротивляясь всем телом, закричала, вырвалась и проснулась.

Стоило заснуть, как она снова умирала, бесконечно умирала, а потом опять пыталась убить Джи. Плотная шкура кварга и способность управлять своим телом не давали мерзнуть, но несчастья собирались, концентрировались под самое утро в леденящий холод, и сон исчезал. Испуганно вперила непонимающий взгляд в темный камень перед собой. Ночь влажно дышала прохладой. Вокруг висела мутная хмарь. Хакисс содрогнулась, пытаясь избавиться от ощущения режущей боли. Прижала голову к груди, согнула и напрягла шею, потянулась и рефлекторно отмахнулась хвостом. Последние полгода яркие и подробные кошмары собственной смерти являлись реже. Отвратные сны, где снова дробили пальцы и отрезали кисти. Раньше она даже боялась спать, но под утро все равно приходила холодная боль в руки. Ноги, то есть задние конечности, почему-то не замерзали. А передние можно было закапывать в груды травы или прятать под грудь, но стоило уснуть, как несуществующие человеческие пальцы и ладони коченели и ныли. У нее так болели руки! Хотя какие руки, когда у нее сейчас везде ноги! Она всхлипнула, ее звериное горло выдало просящий хриплый свист и шипение — неуверенный зов помощи, как будто кто-то мог услышать и прийти на помощь.

Хакисс слегка повернулась на бок и вытянула все четыре чешуйчатые конечности в сторону, выпрямляя и раздвигая оба коротких "ходильных" пальца с острыми глянцевыми копытцами. Оттопырила высокопосаженные внутренние пальцы с серповидными когтями и махнула ими, одновременно поджимая все четыре ноги, как будто ловя и сжимая боль нечеловеческими лапами. Острые ножи когтей хищно блеснули и снова прижались к длинным полуптичьим пястям. Ее кисти и стопы сейчас были похожи на ручки забавного синского дракончика, только у него пять пальцев и игрушечные размеры безобидной кошки. Она несколько раз сжала и распрямила «кисти», разгоняя кровь, и повернулась на другой бок в поисках удобного положения. Если ты почти лошадь, даже некрупная и хищная, даже немного более гибкая, чем лошадь, то у тебя все равно не так много вариантов, как лечь спать. Можешь устроиться на боку, откинув ноги в сторону, или на брюхе, подогнув их под себя. А передние ноги мерзнут всегда… Хакисс сжала клювом пальцы левой передней ноги, пока воображаемая боль не растворилась в настоящей, а потом снова спрятала ногу под тело, укладываясь на живот.

Легла на другой бок. Задрожала, напрягла мышцы спины, прогнулась, сгорбилась... Никогда она не была так долго без Джи.

Вылетела из своего убежища, как воплощение злобной мести, и унеслась в ночь. Бегать до изнеможения или найти противника для хорошей драки?! К сожалению, кварги быстро запомнили сумасшедшую самку. Попрятались и потеснились, а её охотничьи угодья расширились настолько, что Крошка могла бегать целую ночь и день, оглушая свистом горизонты, но так и не встретить ни одного кварга. Несколько раз она приводила противников сканом и заставляла их драться, но эти кукольные бои ей быстро надоели. И она тоже оставила диких кваргов в покое. А затем перестала подманивать живность сканом и начала охотиться как настоящий хищник, выискивая добычу слухом и зрением. Преследуя антилоп и диких коз, соревнуясь в скорости и ловкости. Это помогало отвлечься и устоять. Охота по правилам дикой природы уводила ее в сторону от постоянных размышлений и болезненных воспоминаний. Освобождала голову и не пускала туда мысли.

Крошка рвала острым клювом маленькую антилопку — как раз на одну трапезу — и равнодушно глотала мясо вместе с костями и шерстью. Больше всего ей не нравилось жрать кишки с желудком. И если кишки с их содержимым она все-таки заставляла себя проглотить... хотя бы часть, то желудок, точнее его кашеобразное содержимое, есть было невозможно, даже несмотря на всю ценность и незаменимость для метаболизма кваржьего тела. Пусть там будут самые редкие витамины и прочая невосполнимая другим способом прелесть. Да, она помнит уроки. О, эти уроки! Кошмарные уроки морфологии и биохимии! Хотя в эту кваржу она менялась не сама, ее тело нарастили и изменили в инкубаторе. Но свое тело надо кормить правильно. Она брезгливо вскрыла грудную клетку, прижала передними ногами вывернутые ребра и, подцепив клювом трахею, вырвала и отбросила легкие вместе с сердцем. Потом выдернула пищевод и, осторожно разорвав диафрагму, взяла добычу за спину и вытряхнула себе под ноги желудок с кишками. Отнесла выпотрошенную тушку в сторону и вернулась к дымящимся внутренностям. Критически осмотрела их и быстро проглотила прямую кишку с пометом травоядной антилопы, так полезным для пищеварения плотоядного хищника.

Как-то в детстве она впервые сама, без инкубатора, изменилась в некрупную желтую львицу. Счастливая и довольная, вылезла на третий день из ванны и позволила Ри осушить мягкую короткую шерсть. Три дня мучений можно было благополучно выбросить из головы. Она так старалась, что даже украсила шкуру темно-золотыми разводами по бокам и контрастными шоколадными кольцами на длинном хвосте. Она в благостном удовольствии жмурила янтарные глаза с зелеными искорками и, растянувшись на постели, не могла дождаться, когда же сможет обрадовать Джи. Ему понравится!

Император пришел, и она растаяла под его рукой, прогладившей львиное тело от кончика носа до хвоста. Даже невольно замурчала. А он вдруг жестко схватил её за шиворот и затащил в карцер. Молча застегнул ошейник и вышел, захлопнув дверь! Крошка закричала и прыгнула вслед, но короткая цепь не пустила к двери, да и дверь не открывалась изнутри. Хотела измениться в человека, но ошейник блокировал метаморфозы. Ри в обычное время приносил еду, а Крошке было плохо. Она не могла понять, за что Джи наказал ее? А на второй день стало еще хуже. Она думала, что голова кружится от темноты и тошнит от несправедливости. И только когда тело перестало усваивать пищу и начало умирать, тогда она наконец тщательно проверила звериное тело и поняла. Она слишком торопилась, увлеклась полосками, но забыла правильно построить тело, забыла эти противные железы для пищеварения и гормоны... Крошка уже теряла сознание, когда Ри отнес её в инкубатор. Джи оставил её в теломорфе львицы на два долгих месяца. И даже оставил эти дурацкие полоски и разводы. Хотя она бы с радостью от них избавилось, но не решилась — было стыдно.

Так что гадость не гадость, а хищному телу нужна всякая дрянь, и она будет эту дрянь есть! Антилопьи катышки, завернутые в оболочку все еще теплой и слегка скользкой кишки, глотались одним куском, как подогретая мягкая колбаса. Она ещё немного подумала и исключительно из чувства долга быстро вырвала и съела еще три куска кишок, возблагодарив природу, предусмотрительно наградившую кварга малочувствительными органами вкуса. Но есть желудок и пенистые пружинящие легкие... Бр-р-р! Нет. В конце концов, она не настоящий кварг и ее буйный метаболизм сноваживущего тела пускай вылавливает все полезное из того, что она есть может. И так она ест достаточно мерзостей! Вернулась к отложенной тушке. Встав на плечи распотрошенному тельцу, мощным движением шеи оторвала голову и острым клювом отрезала лоскут шкуры — последнее, на чем безрогая глазастая голова антилопы всё еще держалась за тело. Повозившись с ногами — большим клювом не очень удобно разрезать маленькие суставы — открутила и хрупкие худосочные ножки с копытами. Разорвала тушку и проглотила мясо вместе с костями и шкурой. В кустах неподалеку за ее спиной затаился гривистый шакал. Крошка фыркнула и пошла к логову. Вот пусть мелкий вонючка радуется, что она не настоящий кварг. Настоящий кварг слопал бы и шакала. А она его подкармливает, требухой да рожками-ножками.

В нудных пустошах еды хватало. Всякая бегающая еда в шерсти и в перьях была доступна быстрому хищнику. Например, дикусы. Ей нравилось мясо жареного на вертеле дикуса, но сырой... Потрошить или ощипывать громадным клювом нежную птичку неудобно. Пробовала снимать с дикуса перья вместе с кожей, но тонкая кожа только рвалась маленькими лоскутками, а внутренности оказались на редкость вонючие даже для кваржиного слабого обоняния. Набив полную глотку перьями и с трудом отплевавшись, Крошка вычеркнула дикуса из своего меню.

Как она была наивна в детстве! Ей так хотелось научиться превращаться. Так нравилось менять тело, получать новые ощущения! Джи не дал ей ошейник, то есть она может измениться? Но он ничего не сказал. Они расстались так странно. Он просто не успел. Она больше не может! Её душа устала болеть. Но она так соскучилась! Возможно, просто прошло много времени, она устала быть одна, а боль с обидой выдохлись и теперь казались не так важны. Она — неделимая часть Джи! Незаменимый и вечный экзекутор!

Как же хочется вернуться в человеческую морфу! Но она больше не будет глупой Хакисс. Хакисс всё время попадала в неприятности. Хакисс не могла активировать скан полностью и из-за этого умерла на Гайдере! Она не хочет быть Хакисс. Надо исправиться, измениться! Это Хакисс убили на Гайдере, это Хакисс хотела убить Джи. Она не будет Хакисс! Она забудет тело и мысли Хакисс, она не будет ей никогда!

Крошка стояла, тихо постанывала и тянулась изо все сил, тянулась сканом и молилась Джи.

«Прости меня, прости… Я люблю тебя! Я буду держать себя в руках, не буду нарушать правила. Я буду стараться, только забери меня отсюда! Я не хочу быть одна! Я не могу быть одна, я изменюсь...»

Крошка резко закричала. Она вполне дотягивается до Джи, она теперь дотягивается куда угодно. Но нельзя мешать! Нельзя быть назойливой. Как сделать, чтобы он ответил и простил её? Коснуться, не касаясь?

Крошка мысленно сжалась в тонкую струну, растянулась сканом и словно зависла в шаге от Джи, в полуметре от возвращения домой.

И Джи ответил! Послал мягкое касание, как будто погладил перышком и сказал: «Жди».

Хакисс сорвалась в бег. Джи ответил! Да! Она умеет ждать и уже совсем-совсем успокоилась. Она не будет надоедать! Джи ответил и снова исчез, но она поняла свою вину! Она поняла, что надо делать, что она может сделать! Она станет Стивом. В теломорфе Стива ей всегда было хорошо. Стив не нарушал правила. Стив живет для Джи! А пока она изменится в самца кварга...

[float=left]
[/float]
ГЛАВА 16. Кочевники

***

А когда всё уходит, останется, в самом деле

Одиночество внешнее, внутреннее «быть может».

Не по мерке душа сминается в новом теле,

Время, мелкий зверек, боль твою до костей изгложет.

Но пока ещё здесь, в отгороженной степью были,

Чьи-то чувства наполнят, а собственный гнев — напоит.

Что без привкуса — помним, иное уже забыли.

А бежать от себя и его — слишком много стоит.

(архив Св.Райны)

***

Как вовремя пришли люди! Стив про себя захихикал, вспоминая, как кваржа сходила с ума от одиночества.

Как же Хакисс хотелось, еще в самом начале ссылки, найти человека и прочитать, пережить с ним воспоминание о чем-нибудь хорошем! Раскачать чужие эмоции до экстаза, впитать чужой восторг как свой собственный — срезонировать чужую любовь... Но даже она понимала, что безумное чувство всепоглощающего наслаждения, которое она привыкла получать от Джи, на самом деле можно получить от кого угодно. Просто нужен живой человек. А это было жестоко — оставить её совсем одну, без возможности получить хоть чуточку любви!

Отрастить жало и брать энергию напрямую с кровью от зверей? Получить сразу заряд счастья... Но не будет ли это нарушением? У кваргов никакого жала не бывает. И из кваржиного клюва неудобно. К тому же Джи учил, что брать энергию биополя можно только в крайнем случае — она и так нарушала это правило с Фари... Но Фари, увлеченная фантомами, так ни разу и не заметила, что подружка — кровопийца. А прихвостень как-то узнал — он же кормил ее... Но прихвостня она убила!

Хакисс в теле кваржи приманила первого попавшегося кварга, разожгла в нем звериную похоть и заставила вскочить на себя. Но краткая вспышка звериного удовольствия не принесла ни физической, ни эмоциональной разрядки. Животные не годились. Их счастье было быстрым и простым. Вспыхнуло на краткий миг и не дало всей палитры удовлетворения. Только раздразнило, а давящая пружина желания скрутилась еще туже.

Стив осторожно почесал острым копытом ухо. С кочевниками интереснее.

Конечно, он к ним вернулся — не смог отказаться от подслушивания. Маленький, но бурливый источник человеческих эмоций и ощущений растворил и унес звериное одиночество. К тому же у кочевников Стив впервые уловил странно дразнящее излучение взаимной зависимости. Нет, скорее взаимной необходимости? Самостоятельные члены племени жили вместе по собственному желанию. И могли в любой момент разойтись. Разбежаться в другие кланы, переселиться в город, стать моряками, космолётчиками, да хоть уйти жить на другую планету! Но им нравилось быть вместе, заботиться друг о друге. Да, ажлисс тоже заботятся о людях. О всех людях, потому что люди нужны для существования цивилизации, но как-то не так. Он тоже нужен Джи, а Джи нужен ему. Экзекутор — неотделимая и вечная часть Императора. Нет, не так! Он сам хочет быть с Джи! Хочет вернуться! Он — часть Джи, и это его желание!

Запутавшись, Стив выбросил дурные мысли и нырнул сканом в манящий костер аур. Это нужнее пищи, необходимее молитвы. Это стало привычкой — засыпать и просыпаться в чужом, нет, в ставшем родным, сознании Ронаха.

На несколько дней дети и часть взрослых племени Узкой реки, разбившись на пары и вооружившись фонариками, коммуникаторами и спальными мешками, переселились в необъятные овечьи стада — ждали, какая овца откроет сезон. Кто родится первым: овечка или барашек? Сколько будет иметь братьев и сестер? Какой будет расцветки?

Пегие короткошерстные овцы лениво щипали траву или лежали, пережёвывая жвачку. Скайвилла и Рон беспрестанно обходили свой сектор, напряженно всматриваясь в похожих на раздутые меховые тюки животных: не горбится ли? Не шевелится ли рядом черный детеныш? Стива тоже захватил азарт, и он еле сдерживался, чтобы не простимулировать какую-нибудь овцу прямо перед глазами ребят. Но это было бы нечестно. А потом он даже подпрыгнул и закричал вместе со Скайвиллой, заносящим в комм номер увиденной роженицы. К сожалению, андроид, принимавший статистику, ответил, что Скайвилла оказался девятым, и его барашек с белым носом — признаком урожайного года — не новогодний. Скай вместе с остальными детьми отправился спать, а Стив смог наконец-то избавиться от паразитов, набившихся в гнездо, которое не решался вычистить раньше — боялся пропустить рождение ягненка.

А с самого раннего утра кочевников захлестнула кутерьма. Ежедневно в поселении каждый человек был чем-то занят, но сейчас от людей эмоциональным фейерверком разлеталась праздничная суета. Люди не ходили, а бегали. Не разговаривали, а вскрикивали. Даже бабки с девчонками, разбиравшие ленты и плетущие длинные косицы из цветов, не сидели чинно и рядком на лавке, а распевали и подпрыгивали.

Песню подхватывали и даже пытались притопывать в лад и мужчины с женщинами, выносившие из склада высокие треножники с крюками, рамы для сушки кож, закопчёные чаны и кастрюли, ящики с инструментами. Все раскладывали, расставляли и собирали в отдалении на расчищенной голой земле. Там же вкапывали и укрепляли очаги для разогрева химикатов, готовили в ведрах смеси и вонючие жидкости для обработки шкурок. А ближе к юртам соорудили навес, разместив под ним кухню и длинные столы.

Ронах заварил в трехлитровый термос чай. Положил в корзинку два пластиковых контейнера со вчерашними пирогами: капустным и яблочным. Направился к фургонам, догоняя девушек и девочек в венках и праздничных одеждах. С бывших передвижных домов сняли верх, и теперь они выглядели как телеги. Несколько загонщиков и пастухов запрягали быков.

— Ройкилла, — Ронах нашел вождя. — Пойду отнесу завтрак Лайву и подменю Дараха. Останусь работать на дороге вместо него.

— Что, опять не хочешь с урожаем возиться? — Ройкилла перехватил вожжи и влез на передок. — Я уже послал на подмену Никсилла.

— А я с ним поменялся. Он сейчас придет — сестру уговаривает. Та хотела в загонщицы вне очереди. Вон, уже бежит!

— Забирайтесь оба, а тебя мы подвезём по дороге! — Ройкилла придержал быка, потянувшегося за разъезжающимися возами.

Стив увидел в памяти Ронаха ободранные тельца ягнят, маленькие шкурки и тошноту от традиционного кровяного супа с потрохами. Ну вот, у всех радость, а у Рона нехорошие ассоциации. Он же человек, у него столько возможностей чувствовать! Например, есть корзина в руках! Стив сосредоточился на ощущениях от плетёной, высоко выгнутой ручки. Погладил пальцем Рона по бороздкам и прутикам, придавил круглые пуговички срезов от сучков. Глубоко вздохнул, принюхиваясь к тяжелому запаху сальной ячьей шерсти. Повозка тронулась, и Стив, смотря глазами Рона, старательно задерживал внимание на группах цветущих растений, пытаясь сосчитать все синие или вон те желтые соцветия, пока повозка ехала мимо. Рон послушно разглядывал степь и забыл о неприятном.

Довольный Стив оставил Ронаха завтракать с Лайвом и погрузился в Праздник первого ягненка, перелетая от одного человека к другому...

Дети бегали среди овец и разделяли отары, подносили взрослым ягнят. Пастухи осматривали потомство, ловко метили чипом более сильных и крепких и выпускали вместе с матерями из родильного загона. Часть ягнят отбирали на шкурки и тут же убивали.

— Дарах, нет, не за передние! Подними его за заднюю ногу. Просто ухвати над пяткой и ткни парализатором. Лучше в глаз, но можешь просто прижать к голове около уха. Кнопку нажми. Вот и все. Карис отнесет его в телегу...

С песнями и танцами девушки привезли в стойбище прошлогоднего новогоднего барашка. Украсили венком и привязали к шесту у юрты вождя. Символ уходящего года отчаянно орал, предчувствуя быструю кончину. Из круговой загородки ему вторила овца, умудрившаяся открыть сезон, и все её пятеро микроскопических отпрысков, похожие на плоских кудрявых паучков. Один из них стал символом наступающего года.

Кипели котлы с фаршем и супом. Дымились костры. Как на конвейере мертвых ягнят подвешивали за задние ноги.

— Дарах, смотри: вот тут, вокруг пяток, а потом два разреза по ляжке к паху: раз-два! Подцепил ножом, чуть потянул, перехватил пальцами и дернул вниз. Снял шкуру чулком, срезал уши, глаза, губы на морде, разрез и еще по передним ножкам. Бросил ребятам, взял следующего, прицепил на свободный крюк... Вот ты уже настоящий кочевник!

Рядом ловкими движениями вынимали внутренности, раскладывали по корзинам, которые тут же уносили промывать на реку. Тушки разделывали, шкурки скоблили. Кухня варила не переставая, но никто толком не ел: так, подбегали притушить голод и возвращались к обработке урожая.

Это сумасшествие длилось три дня, а потом отобранные ягнята кончились. И хотя процесс выделки ценных нежнейших шкурок будет продолжаться еще месяц, но в нем появилось время для свадебного и новогоднего пира.

Дорожные работники Лайв с Ронахом вернулись на праздник, и Стив к своей досаде обнаружил, что после ритуальных хороводов все разбились на пары, а Рон, словно старый одинокий дед, танцует с шестом, увенчанным пестрыми лентами. А ему нравилась Эйкилла, которая, оказывается, интересовалась Лайвом. Стиву Лайв не нравился. Слишком тому все просто: угнал быков, чуть не убил подружку, а потом немножко поковырял камешки... И всё наказание? Ну ничего. Он все исправит! Ронах лучше: осторожный, заботливый. Вон как тогда перепугался за младшего брата, но даже и в мыслях не возникло желание наказать.

Эйкилла послушно отобрала шест у Рона и вручила его Лайву:

— Я передумала! И больше ко мне не подходи!

Стив остался в молодой паре. Фантомы были сильны и увлекательны, а по-настоящему он покормится и пробежится, разомнёт забытое и затекшее собственное тело, когда люди уснут...

*

Ночью он подошёл почти вплотную к стоянке на выпасенный овцами участок и залёг в затиши, проломившись в гущу буйно разросшегося и несъедобного для овец вирдиса. Возможно, будет дождь...

Ронах очень мило опекает Эйкиллу. Стив немножко его подтолкнул, капельку раскачал, и вот Рон и сам, без стимуляции, думает только об Эйки. А Эйкилле не все ли равно? Сейчас она запуталась между своими и стимулированными чувствами, но потом привыкнет. Племя выделило им отдельную юрту. На осеннем празднике поженятся. Стив сделал всем хорошо. Не страшно, что он не вылезает из сознаний Рона и Эйки, но что ему еще делать в изгнании?

Стив поймал пробуждение Ронаха, смотрел его глазами и чувствовал его телом. Страшно хотелось дотронуться самому...

— Эйки? — прошептал Рон. — Теленочек?

Стив вошел в спящую Эйкиллу, не открывая её глаз, приподнял сонное тело и потянулся ее губами, раскачивая дремлющее желание. Рон мягко поцеловал, придерживая Эйки под голову. Стив нежился, лаская и принимая, живя сразу в обоих. Под руками бархатистая упругость теплого тела. Захотелось большего. Обжигающего. Испепеляющего! Без тьмы нет света, без боли нет радости...

Кварг с силой разгрёб землю копытом, разрывая корни, а в юрте Рон навалился на Эйки, прижал одной рукой её к изголовью, свободной рукой царапнул по рёбрам. Эйкилле показалось, что ее разрезали пополам. Стив заглушил её крик, смял и раздавил зародившийся испуг у Рона, его собственное тело скрутило жгутом — он покажет им ураган настоящих чувств! Жизнь в степи тоже может быть прекрасна!

*

Очнулся от глухого урчания флаера, пролетевшего над самой головой. Ри внутри.

Ри?! Его простили? А Джи не позвал! Послал Ри, как тогда... Но его сейчас возьмут домой? Стив вскочил и чуть не бросился следом, но сразу лег, всматриваясь в точку в небе. Флаер летел в лагерь кочевников. Ри заберёт его домой, и он больше не будет кваргом. Вернётся к Джи. Сердце ёкнуло и соскользнуло к копытам. Простил ли его Джи? Он не знает. Он боится? Да...

*

Ри оставил место лёжки кварга позади и заложил крутой вираж — из-под флаера во все стороны пёстрым взрывом поскакали мелкие овцы. Обогнув по широкой дуге отару, стюард выровнял машину. К востоку от стойбища бродили чёрные и лохматые тягловые яки, поэтому Ри пошёл на посадку с другой стороны, и следящий за ним Стив хмыкнул: не нужно дополнительно беспокоить местных жителей. Флаер с эмблемой Императорских лабораторий и так вторгся на земли кочевников в закрытый сезон. Если бы кваржа осталась там, в глубине пустошей, то можно было просто сесть и улететь. Но тут миграционные земли, «принадлежащие» кочевым кланам, и даже Император обязан соблюдать формальности.

Ри аккуратно посадил флаер в ста метрах к западу от становища и взял кожаную папку. Подхватил деревянный контейнер с откупным и отправился на официальный визит, ориентируясь на высокий шест с чубчиком цветных лент у жилья вождя.

Не успел он дойти к полукругу юрт, как из здания выбежали дети. Только сейчас Стив заметил, что дети одеты вызывающе легко — в жилетки и короткие штаны. Многие босиком. Чинным шагом подтягивались подростки, а из-за угла появился отряхивающий от земли руки Ройкилла. Андроид-учитель застыл у входа. Дела людей решают люди.

— Добрый день, меня зовут Ри, — обратился стюард к единственному взрослому. — Я по поручению Императорских лабораторий. У меня есть разрешение на визит, — Ри протянул папку. — Мне надо отдать разрешение и подарок вашему вождю.

Взрослые продолжали заниматься своими делами: окучивали грядки, обрабатывали шкуры ягнят, стараясь не замечать гостя.

— Я вождь, — Ройкила открыл папку и прочитал документ. — Мы тут не видели никакого кварга. Наш пастух бы заметил. И овцы не пропадали.

— Навигатор ловит его сигнал. Он в паре километров к северу. Ведущий лаборатории, ажлисс Зак, передаёт вам в качестве компенсации за беспокойство ещё вот, — Ри протянул контейнер. — Тут ошейник и блоки питания к нему на три года.

Стив пакостно подумал, а что если правда пойти и поймать домашнюю овечку? Тут уж ошейником не откупишься! Конечно, никого не покалечат, но бюрократия расцветёт во всей красе, лабораториям придётся посылать человеческих послов. Но самое главное, получится, что Ри не справился с заданием!

— А мы хотим полетать на флаере! — загомонили дети.

— Нет, — Ройкилла сунул папку и коробку ближайшему ребенку и подтолкнул его к юртам. — Отнеси ко мне. Лабораторный андроид заберет своего кварга и улетит. Нельзя беспокоить овец. Осенью мы вернемся на зимовку и поедем на ярмарку, там полетаете. Ри, можешь идти, но не взлетай — я пришлю нашего пастуха, чтобы он проследил. А потом лети медленно, чтобы наш пастух мог сопровождать тебя.

Стив втянул скан. Боже...

Маленький двухместный флаер разрушил такое шаткое спокойствие. Старательно выстроенное и бережно хранимое равновесие рассыпалось от одного слабого толчка. Всего-навсего от неслышного рокота пролетевшего флаера. Как будто громадный шмель налетел на хрупкую башенку, составленную из невесомых тонких соломинок, и она осыпалась. Открылась дверь, и сквозняк сдул непонятную кучку со стола. Кварг затрясся под лавиной смятения, душа заболела под оползнем страха. Джи… На что он надеялся? Он вёл себя как идиот. Как трус. Но он не готов! Он ещё не может вернуться! Да, он способен быть честным с собой. Он не готов. И он не хочет! Не хочет возвращаться!

Как он объяснит Джи, что он — это уже не Хакисс? Как скажет Джи, что хотел… Нет, это Хакисс хотела его убить! И он сам убил Хакисс, стёр её, и её теперь нет, а Стив за сумасшедшую девчонку отвечать не может.

Стив снова выпустил скан.

Ри стартовал и сразу же притормозил: следом скакал всадник на красном кварге, пытаясь успеть за флаером. Кочевники послали пастуха. На их кварге ошейник из лабораторий. Ри тщательно облетел отару и опустил флаер перед распадком, сплошь заросшим кустами. Наблюдатель остановился на верхушке недалёкого холма.

Стюард мог чувствовать своего подопечного в пределах нескольких метров — так же, как все ажлисс слышали друг друга. Приближаясь к скалам, он мысленно поздоровался с Крошкой, но Стив не ответил. Он просто не смог. Ри приближался, а Стив видел в его руке отсутствующий нож. Он — кварг, он не привязанная Хакисс!

Ри спустился в овражек. Крупный кварг медленно поднялся на все четыре лапы и негодующе зашипел, склоняя голову. Перья на затылке встали дыбом.

— Очень впечатляюще! Ты сильно выросла! Идём домой, твой отпуск кончился, — Ри улыбнулся и подошёл ближе.

Кварг снова зашипел и щёлкнул клювом.

— Ну же, не глупи. Я должен привести тебя домой. Ты уже вполне поправилась или... — Ри заглянул кваргу под брюхо, — или вполне поправился. И прекрасно справляешься с модификациями. Вместо самочки из тебя получился самец и, судя по всем сигналам, вполне здоровый. Джи будет рад.

Кварг плюнул и попятился.

— Пойдём, пришло время работать. Не злись, всё делается для твоей же пользы. Ты стал сильнее. Джи будет очень рад.

Кварг мотнул головой и, молниеносно развернувшись на задних ногах, вылетел из расщелины и рванул в степь.

Ри взбежал на склон, поднял руку и выстрелил. Из рукава куртки вылетел серебристый шарик, попал в затылок кварга, развернулся, и тонкая сеть облепила голову зверя. Того как будто внезапно выключили — он упал, перевернулся, взмахнул ставшими тряпичными ногами и, проехав по инерции ещё пару метров, остался лежать неподвижно.

Стюард подбежал и присел у безвольного тела. Поправив сломавшиеся перья между мохнатыми ушами животного, он тихо сказал:

— Ну зачем ты? Ты уже не маленькая девочка, чтобы убегать. Я сейчас сниму сеть, и ты пойдёшь сам, хорошо? Ты не будешь заставлять меня грузить тяжёлого кварга и не будешь злить Джи? Да, Хакисс?

«Я не Хакисс».

— Хорошо, как скажешь. Я сниму сеть?

«Сними».

— Вот и умница! — Ри похлопал зверя по плечу и снял сетку блокатора, подцепив её за края. Скатал в шарик и, засучив рукав, вложил в гнездо арбалета.

Стив сел. Взъерошил и снова опустил перья и, повернувшись, смерил андроида долгим взглядом. Ри ласково почесал гребень шеи с торчащей жёсткой гривой.

— Ну, не молчи, я же тебя слышу! И я рад тебя видеть! Пойдём домой, — запустив пальцы под твёрдое покровное оперение на шее, слегка пощекотал нежную горячую кожу, погладил по тёплой, словно отлитой из упругой резины, широкой мускулистой спине, поросшей короткой и плотной рыжей шерстью.

Стив встал, встряхнулся и, не оглядываясь на Ри, пошёл в открытый багажник флаера.

Андроид обернулся к кочевнику и вежливо поклонился на прощание. Пастух махнул свободной рукой в ответ, удерживая другой своего верхового кварга за сенсорный ошейник. Красный кварг — гордость племени — рвался в бой, плевался и визжал от злости, обнаружив вдруг на своей территории чужака.

Ри закрыл багажник и повёл флаер на север, на базу. Кварг неподвижно и молча смотрел сквозь прозрачную сферу на однообразный пейзаж. Как изнутри кристалла. Да, флаером быстрее, чем он бы шел сам. Время как будто замерло в облачной неизвестности. Спрашивать Ри не было никакого желания, и что бы это изменило? Надо ещё немного подождать, и всё будет ясно.

Знакомая панорама приближалась. Стив замер, глубоко спрятав пытающиеся вылезти чувства и неожиданно закопошившиеся сомнения. Ждал, стараясь не думать. Он — Стив. И отрешенно следил, как уносится назад невзрачно однообразный серо-желто-зеленый простор степи, как проблескивают и исчезают тонкие серебристые шнурки речушек. Ри затенил прозрачную полусферу флаера — около базы исчезли облака и вовсю лупило солнце. Это хороший знак?

В знойном мареве пыльного воздуха проступили четыре башни полигона и сочно-зеленый лес, полумесяцем обнимающий базу и скрывающий дорогу в невидимый отсюда город. Потом ударил по глазам резкий отраженный свет от куполов одноэтажных построек, и далее на запад показалась арена гладиаторских боев. Главная императорская база выглядела как обычный игровой поселок, если не знать о спрятанном под землей муравейнике лабораторий и апартаментах Императора.

Флаер залетел под прозрачно-голубую крышу гаража и встал в ряд. Багажная половина раскрылась, и кварг, слегка помедлив, осторожно, как на тонкий лед, ступил на гладкий пол. Ри потрепал его по шее:

— Не нервничай. Все будет хорошо. Пойдем к грузовому лифту.

«Ри, я пойду к себе и поменяюсь сам! У себя!» — мысленно закричал Стив, грохнув клювом по боку флаера.

— Твой инкубатор слишком мал для самца кварга. Для тебя приготовлен большой на пятом этаже, — и андроид пошел вдоль глухой стены парковки, ступая по разноцветным следам витражей с гербом императора.

И хоть тут было приятно тепло, светло и солнечно, кварг дернул шкурой. В лаборатории! Он не хочет к этим людям, которые опять будут с любопытством разглядывать и оценивать его!

«Я поменяюсь сам!»

— Ты не должен заставлять Императора ждать три дня, — андроид легко коснулся двумя пальцами панели, вызывая лифт.

Кварг не ответил, а только содрогнулся: зашелестели, встав дыбом и опадая, перья на голове. Что за срочность? Он бесконечные декады и месяцы жил один, выброшенный и забытый, а тут, оказывается, Джи не может подождать каких-то три дня, пока он поменяется сам? Он протиснулся вдоль бока флаера и короткими шажками двинулся к стюарду, нервно переступая по гладкой поверхности копытцами и царапая пол выпущенными когтями.

— Вот видишь! И мне не надо будет за тобой убирать грязь и всякие несимпатичные остатки. Все будет быстро и чисто, — удовлетворенно прокомментировал стюард.

Они вошли в снежно-белую кабину лифта и поехали вниз. Стив развернулся и закрыл глаза, неуверенно раскрываясь и впуская в свое сознание шквал мысленного излучения живых существ базы, но тут же вскинул голову и закрылся от водопада сигналов, утопивших его. Боже! От непривычки даже дыхание перебило. За год тишины, ленивого поиска добычи, быстрого прощупывания и мгновенного ментального распугивания конкурентов он отвык от такого шума чужого присутствия. Но император действительно здесь. Где-то на базе. Выслеживать, где его Бог находится прямо сейчас, Стив не решился. Куда торопиться? Его сюда позвали, император здесь, они встретятся. Однако страх, почти забытый за год, привычно развернул свои ледяные иголочки в сердце, потеснив жар нетерпеливого ожидания встречи.

Лифт выпустил их, и Ри пошел впереди, здороваясь со случайными лаборантами, людьми и андроидами. Встречные спокойно проходили мимо, иногда с любопытством разглядывая крупного зверя, свободно и без ошейника идущего в недрах базы. Стив закрылся и старательно вышагивал по слишком гладкой для маленьких копыт поверхности, смотря строго в пол перед собой и напряженно балансируя приподнятым хвостом с широкими полосатыми перьями. Вспомнилось, как много лет назад он, будучи тогда маленькой девочкой, впервые попал в эти коридоры на руках императора. Тогда та девочка почти ничего не видела и не запомнила, поглощенная искусственной радостью и любовью, навеянной императором. Сейчас ему не нужно присутствие императора, чтобы чувствовать и радость, и любовь к нему. Теперь любовь к императору постоянно грызёт его изнутри. Но видеть этих людей и эти проклятые непорочно белые коридоры он не хочет. Он и так хорошо их знает и помнит. Слишком резко и широко шагнув, кварг раздраженно вильнул телом и мотнул головой, ловя чуть было не ускользнувшее равновесие.

Они вошли в огромный, сияющий белизной зал, загроможденный оборудованием. В центре свободного пространства выделялась, как мишень, обрисованная двумя концентрическими оранжевыми кругами, серая низкая площадка большого инкубатора. Круги показывали границу возможного силового поля, которое могло сразу безопасно изолировать любого экспериментального монстра, вылупившегося там. Например его, если он переродится и сойдет с ума еще раз. Стив, все так же не смотря по сторонам и не меняя темпа своего движения, направился к инкубатору. Жаль, императора в зале не было.

— О, Крошка к нам вернулась! — раздался жизнерадостный голос, и кварг скосил глаз. От боковых датчиков управления вышел Зак. Из-за стойки пульта силового поля выглянуло еще два человека. Стив замер, зависнув клювом перед предупреждающей оранжевой линией. Зак. Конечно, здоровенный и веселый. Желтые волосы, красная морда. Белые одежды. Урод. А он наивно надеялся встретиться здесь со своим императором, а не с толпой ажлисс.

— Добрый день, Зак, — Ри остановился и вежливо склонил голову перед лаборантом.

— Как к тебе обращаться сейчас, громадненькая ты наша? — Зак без колебаний запустил пальцы в гриву и с чувственным оптимизмом прогладил кварга по рыжей широкой спине. Стив вздрогнул, задрал голову, но стерпел и промолчал, закрыв глаза.

— Перестань, я всегда хотел погладить кварга. И когда еще я смогу тебя потрогать? — фыркнул Зак. — И что, ты со мной даже не поздороваешься?

Кварг обернулся.

«Привет. Инкубатор подготовлен?»

— Силовое поле отключено, и инкубатор стоит на нулевом режиме. Мы даже опустили его почти вровень с полом, чтобы нашей зверюшке было удобней. Рвешься в бой? Молодец, отдых тебе пошел на пользу. Беги и возвращайся, экзекутор, крошки Хакисс нам всем не хватало! — и Зак, широко размахнувшись, сочно хлопнул зверя по крупу. Кварг присел, зашипел, демонстративно отряхнулся и, отмахнувшись хвостом, перешагнул черту, отделяющую его от серой низкой лежанки инкубатора. Платформа мягко пружинила, принимая форму тела, и сначала он лег на брюхо, подобрав под себя ноги. Но места на подиуме было достаточно, и он перевалился на бок, тяжело уронив голову. Постамент начал подниматься, выезжать из пола. Сейчас закроется крышка, все затянется туманом, и он уснет… Проснется опять человеком. Только кем? Нет! Не будет никакой Хакисс! Он — Стив, и всё! Вот заодно и проверит, насколько он смог убедить себя.

*

Туман в инкубаторе рассеялся, прозрачная крышка втянулась на свое место, быстро оглядел себя... Да, гибкий невысокий юноша со вздохом откинулся с бока на спину и немедленно сел, расправляя плечи и отбрасывая назад длинные волосы. Все получилось так, как он хотел. Кроме волос. Он — Стив. Инкубатор отобрал все кваржиные кусочки и вернул его в человеческую форму гораздо быстрее и эффективнее, чем он смог бы вернуться в свой облик сам.

Стив, замирая, поднял глаза и поймал пронзительный взгляд глубоких синих глаз Джи, развернувшегося к нему от приборов — императора, его императора! Сердце трепыхнулось и упало. Император был, как всегда, красив и спокоен. Oн едва заметно кивнул, подзывая к себе.

Боже, какая радость, в зале больше никого нет! Благодарность омыла Стива жаркой волной. И сразу же противоположные чувства захлестнули его. Захотелось убежать, но в то же время упасть к ногам, прижаться к императору, отдаться ему… Стив судорожно вздохнул, вскочил и, напряженно контролируя тело и движения, сдерживаясь, чтобы не броситься сломя голову и не распластаться у ног своего Бога, подошел и мягко опустился на колени перед Джи. Опустил голову и моментально ставшие такими неуклюжими руки. Прижал ладони к полу и полностью открыл сознание. Ему страстно хотелось дотронуться до Джи. Влезть к нему на колени, в объятия...

— Джи… — с трудом выдавил из пересохшего горла.

— Интересно, ты спряталась в эту форму. Но ты же знаешь, что душа пола не имеет и мне в принципе всё равно, как ты выглядишь, — Джи провел пальцами, обрисовывая скулы, черты лица, линию волос юноши, поворачивая и разглядывая его. — Значит, ты так себя видишь? Я тренировал тебя жить в разных формах, но тебе настолько понравилось быть Стивом? Почему тогда уж не Марком? Он выше и сильнее! Ты так плотно заблокировался, что инкубатор прочёл это твоё желание, как твой естественный облик, твою ноль-форму. Забавно!

Легкие касания пальцев высасывали из Стива всю силу; текли по нервам и растворяли кости. Он не выдержал и сполз на пол, прислоняясь головой к ногам Джи:

— Я не могу… Не хочу Хакисс, пожалуйста, оставь меня так.

— Хорошо, — Джи двумя пальцами слегка приподнял лицо Стива за подбородок, и он, подчиняясь, снова встал на колени. Император одними пальцами ласкал лицо, перебирал волосы, гладил по голове... Стив тонул в нежности, исходящей от Джи. Как он мог выдержать столько времени без него? Без этого чувства полного растворения и единства, чувства полной принадлежности своему императору?

Император разглядывал обновленное тело, а Стив умирал от желания и растущего раздражения. Джи, судя по несвежей одежде, вовсе не ждал свою Крошку, а только что вернулся с «пробежки по природе»: сапоги в синеватой глине, полупальто, сложенное подкладкой наружу, а измазанной стороной внутрь. Можно было бы предположить, что Император был на охоте, если бы Джи не брезговал охотой в принципе. Джи явно заскочил в инкубаторную по дороге в душ и дальше осмотра дело не пойдет…

Утопая в эмоциях, Стив перестал владеть собой и бессознательно выпустил хамскую мысль: «Мне открыть рот и показать зубы?» Фантом раскалённoй иглой прошил позвоночник, бросил на пол. Но Стив сразу же выпрямился и, пытаясь беззвучно и незаметно дышать открытым ртом, уставился в пол. Долго сдерживаемое томление накатило на него. Он просто страшно соскучился…

— Ты распустился. Но у меня нет времени на игры, не напрашивайся.

Стив почувствовал приказ и поднял голову. Смотря Джи в глаза, потянулся навстречу, воспринимая и отдавая… отдавая себя без остатка. Император погладил его по щеке и, обхватив за затылок, притянул ближе, заправил длинные пряди за ухо. Снова послал неслышное приглашение и фантом любви, впустил в свою мысль. Стив оперся на руки, напрягся и окаменел. Не дай бог качнуться или без разрешения ненароком коснуться Императора! Переставая себя чувствовать, слился сознанием с Джи. Впитывал дарованную любовь, осторожно усиливая, отсылал обратно, снова воспринимал, усиливал и отсылал… Пока резонанс воспринимаемого и отдаваемого чувства не растворил сознание в экстазе.

Джи склонился и подарил ему невесомый поцелуй:

— Я рад, что ты вернулся и ты почти готов, как экзекутор. В этом теле, возможно, будет даже лучше. Иди к себе, у нас есть работа. Ри все расскажет.

Император встал и пошел к выходу. Стив, в облаке удушающего медового запаха собственного пота и все еще дрожа, побрел следом и крепко-накрепко закрыл свое ментальное восприятие, оставив тоненькую ниточку контакта со своим Богом. Свежий, кондиционированный воздух нежным травяным ветерком пробежался по влажному обнажённому телу, прохладой овеяло плечи и поясницу, заставляя поджать живот. Джи ушел и не оглянулся. Отсёк ниточку ментальной связи.

В зал возвращались лаборанты. Увидев Зака, Стив заторопился к себе. Разогнать всех? Хотя этим лаборантам все равно. Они его видели и вывернутого наизнанку. Вивисекторы.

Обняв себя руками и больше не обращая внимания ни на кого и ни на что, механически повернул к дальнему лифту, ведущему наверх, к его забытому жилью.