Сейчас я вам объясню, что такое Ханука. Это жутко интересно.
Когда-то давным давно Александр Филиппович Македонский пришёл со своими гардемаринами в Иудею. Евреи посмотрели на эту зондер-команду и решили таки, что лучше сдаться добровольно, потому что не добровольно все равно придется сдаться, но с намного меньшим профитом и ущербом для бизнеса.
Александр, надо сказать, был человеком толерантным и даже не чуждым гей-парадам. Поэтому евреев не обижал, разрешал оправлять религиозные надобности в Храме и вообще вести привычный обиход, играть на скрипке, шить на швейной машинке и танцевать семь-сорок.
И всё было бы прекрасно, если бы Александр Филиппович не изволили помереть. С наследниками у евреев сложились менее лучшие отношения. Сначала Иудею крышевали Птоломеи, потом пришли другие братки из ассирийских греков, то бишь Селевкиды. Эти ребята были особенно отмороженными и всячески прессовали местное население. Сначала они, правда, попытались пофлиртовать с евреями, опустив налоги, но потом поняли, что погорячились и даже попытались насильно эллинизировать иудеев.
А евреи, как говорится, нация терпимая, но суетливая ежели дело касается веры. Тут мы особенно беспокойны и вспыльчивы.
В 175 году до нашей эры к власти пришел Антиох Епифан, учинивший особо изощрённый беспредел. Тора стала запрещенной литературой, всюду установили идолов и статуи голеньких Аполлонов, Храм разграблен, бабло конфисковано. В общем, начались репрессии и девяностые.
Естественно, это не могло не привести к ропоту и волнениям. Особенно выделялся Иуда Маккавей и его сыновья. Нормальный еврейский авторитет, уважающий понятия и заветы отцов.
Естественно, Маккавеев было меньше, чем греков, да и вооружены они были рогатками да пращами.
Однако Маккавеи учинили настоящую белорусскую партизанщину, нападали исподтишка, неожиданно, на разнозненные греческие отряды, наводили страх, ужас и резьбу бензопилой.
За три года они так измордовали регулярные греческие войска, которые умели хорошо воевать в открытых сражениях, но к такой борьбе подпольщиков были явно не готова, что греки отступили, оставив Иерусалим.
Таким образом, Маккавеи доказали, что сила духа и правильная тактика намного важнее, чем бронетанковые войска. Позже в честь них назовут спортивное общество "Маккаби".
Когда евреи вошли в разоренный Храм, они нашли масло для лампад, которого было достаточно для поддержания огня всего на один день. Однако произошло чудо чудное, диво дивное, как это и водится, масло горело целых восемь дней!
За это время евреи подсуетелись и таки съездили куда надо и купили у кого надо еще масла, а может и сами приготовили. Так был освещён Храм.
В память об этом событии раз в году отмечают праздник Ханукка. Зажигают свечи на специальном подсвечнике хануккия. В первый день- одну, во второй- две, в третий-три и так далее, пока их не станет восемь.
"Немного света нужно для того, чтобы рассеять тьму".
Дети в этот день крутят "савивон"- волчок, на каждой грани которого написана буква фразы "Чудо великое было здесь".
А еще на Хануку принято есть офигенно вкусные булочки "суфганиёт"
Правда потом греки вернулись и Маккавеев всё-таки победили назад, но главное же не это, а чудо!
Вот евреи и верят в это чудо! Как, в прочем, и не евреи тоже. Ну, кому из вас не хочется верить, что чудеса существуют?
С праздником Хануки! Хаг Ханука самеах!

Дорогой Дед Мороз!
Что ж, мой друг попросил написать тебе... Должен признаться, было сложно придумать, что сказать. Главным образом потому, что, как и большинство взрослых, я чувствую себя нелепо, когда прошу тебя о чем-то, — ведь наше с тобой время давно вышло. Теперь мы сами делаем себе подарки, контролируем свои судьбы, самостоятельно отвечаем за свои поступки и живем в том мире, который сами создали. И мы уже не можем повернуть время вспять и умолять тебя помочь с экологией, миграционным кризисом, здравоохранением, образованием, едой для бедных, правами человека, фундаментализмом и войнами. Хотя, видит бог, нам нужна любая помощь, чтобы разобраться со всеми этими проблемами.
И это я не к тому, что в тебе нет сострадания и веселья. Ты замечательный. Несмотря на то что цвет твоего костюма менялся в угоду корпорациям и несмотря на то что исконные ритуалы бесконечно далеки от спонтанных желаний вроде поломанного ховерборда в качестве подарка... Взрослые только тратят твое время понапрасну, но ты существуешь не для них. Ты нужен детям. Детям, которые нуждаются в капельке волшебства в этом мире, где постепенно стираются границы между невинностью и ответственностью, воображением и холодными взрослыми препятствиями.
Вот о чем бы я хотел тебя попросить. Чуть больше времени для того, чтобы дети могли оставаться детьми. Чтобы время волшебства и игр длилось дольше. Отвлеки их от сумасшедшего мира, чтобы они могли смеяться, а не плакать. Особенно тех, кто ухаживает за родными или страдает от болезни, голода или нищеты. Пожалуйста, освети их жизнь моментами радости и надежды.
Когда я думаю о том, насколько нелегко тебе приходится, то понимаю, что, наверное, не стоит просить тебя о световом мече (которого у меня никогда не было, кстати), когда ты способен управлять пространственно-временным континуумом и продлевать радость детства.
Ты даришь надежду на чудо и трепет всем тем, кто пишет тебе письма и отправляется спать с верой в лучшее. Ты вдохновляешь на хорошее поведение и, как я сам помню, к отчаянным попыткам искупить плохое поведение, чтобы не остаться без внимания. Задумайся о тех миллионах детишек, что хотели бы написать тебе, но не могут из-за своей неграмотности. Услышь их слова и дай им время и шанс научиться читать и писать, чтобы они смогли улучшить свою жизнь и спастись от нужды.
Мне немного стыдно перед тобой. Думаю, я сделал именно то, что и обещал сделать, — попросил тебя помочь со взрослыми вопросами и решить некоторые важнейшие проблемы, с которыми столкнулись дети. Я обещаю оставить портвейна и пирожков для тебя!
С любовью, Бенедикт.
P. S. А можно мне теперь световой меч, пожалуйста?

А скоро Новый Год. Уже два дня в доме пахнет мандаринами. Мама их купила целую большую сумку, и спрятала на балконе. Иногда можно незаметно утащить оттуда две штучки – себе и сестрёнке, и быстро их съесть, запихнув оранжевые мясистые шкурки под кровать.

В большой комнате, в углу стоит ёлка. Её принёс папа три дня назад, и мы все её наряжали. Мама достала с антресолей большую коробку из-под сапог, перевязанную бечёвкой, в которой, утонув в вате, лежат хрупкие стеклянные шары и фигурки. Вот эту белку мне подарили в детском саду. За победу в каком-то конкурсе на утреннике. А вот это – царь. Все знают, что это мамин царь. Он старый совсем, и с дыркой на боку. Но мама всегда его вешает на самое видное место. Потому что этот царь старше её самой, как она говорит. И гирлянда у нас есть. Перепутанная вся. Мы её распутываем осторожно, и вешаем на ёлку. А потом папа выключает свет, и включает гирлянду в розетку. Сначала ничего не происходит, долго так. Сидим в темноте, и дышим. И вдруг гирлянда начинает мигать, освещая ватного Деда Мороза, стоящего на белой простыне под ёлкой, который тоже старше моей мамы, и наши с сестрой лица. У Машки оно то красное, то зелёное. У меня, наверное, тоже.

Сегодня с самого утра мама с папой торчат на кухне, и что-то готовят. Слышится стук ножей о разделочную доску, и голоса «Проверь холодец на балконе, может, его пора в холодильник поставить?», «Ты курицу целиком запекать будешь или мариновать?» и «Ну, вот куда ты это положил, а? Сдурел? Я на ней фрукты режу, а он – селёдку!». По телевизору показывают «Иронию судьбы» и рыженькая девочка поёт про три белых коня. На улице ещё светло, а дома скучно. На кухню с запотевшими окнами меня не пускают, чтобы не мешалась. Начинаю ныть и капризничать. Получаю шлепок по заднице от мамы, а папа откладывает в сторону половину селёдки, моет руки, и берёт меня за плечо: «Доставай коньки, и помоги Маше одеться». Визжу и бегу по коридору, путаясь в сползших, не моего размера, колготках, и кричу «Машка, мы на каток щас пойдём!»

Машка совсем не умеет кататься на коньках, два раза упала, надулась, и папа отнёс её на лавочку, где начал молча снимать с неё коньки, отчего Машка ещё больше надулась, а потом заревела. Совсем незаметно стемнело. Значит, скоро Новый Год. Папа машет мне рукой, и я подкатываюсь к лавочке, с готовностью протягиваю папе ногу в коньке, и, держась за папину шею, жду, когда он наденет синие пластмассовые чехлы на лезвия. Если б с нами не была папы, я бы ни за что не надела чехлы. Я бы доковыляла до кусочка асфальта возле канализационного люка, и била бы по нему коньком, чтобы искры летели. Как у Серебряного копытца. Один раз папа это увидел, и наказал меня. Я месяц не ходила на каток. В следующий раз буду выбивать искры подальше от своего дома. За Иркиным домом тоже есть люк с асфальтом.

Дверь нам открывает мама. У неё на голове бигуди, и накрашен один глаз. В руке она держит коробочку с тушью для ресниц, в которую плюёт, и возюкает там щёточкой. Мне всё время хочется сделать так же. Плюнуть и повозюкать. Но мама всегда забирает свою косметичку, когда уходит на работу. Мама смотрит на нас с Машкой, и ругает папу. «Они ж все мокрые как мыши! Зачем ты им разрешил валяться в снегу? Я только-только с больничного! Щас опять обе заболеют, а кто с ними сидеть будет?!» Папа молча помогает нам снять коньки, а мама машет своей щёточкой, и убегает в ванную докрашивать второй глаз. Из ванной слышно мамино «Тьфу!». И непонятно: то ли она в тушь плюнула, то ли на папу рассердилась. Отсюда не видно.

Мы с Машкой наряжаемся в костюмы. Я как будто бы Красная шапочка, а Машка как будто бы снежинка в короне. Я тоже корону хочу, но у меня уже красная шапочка на голове. Придумываю, как бы сверху надеть эту корону на шапочку, чтобы ничего не свалилось. Накрашенная на оба глаза мама в бигудях, бегает по квартире с тарелками. Мы с Машкой незаметно таскаем с них колбасу. Для себя и собаки Мишки. А плешь на тарелке с колбасой старательно маскируем укропом. Очень хочется есть. По комнате нервно ходит папа в сером костюме, дёргая себя за галстук, и косясь на бутылку водки. Папа сегодня напьётся и будет смешно танцевать, сгибая колени. Мы с Машкой всегда смеёмся когда он так танцует. Мы водку не пьём. Для нас мама купила много бутылочек с Тархуном, Буратиной и Лесной ягодой. Буратину можно налить во «взрослые» хрустальные фужеры, думать что это шампанское, а потом изображать из себя пьяных, и танцевать на полусогнутых ногах.

Заходит мама, смотрит на часы, и говорит: «Проводим Старый Год». Мы с Машкой сразу принимаемся за колбасу, чтобы мама не заметила плешь под укропом. Кричим «Мне Тархун», «А мне Буратину», «Тогда мне тоже Буратину!», «А что ты за мной всё повторяешь? Пей свой Тархун!». По телевизору опять показывают Иронию судьбы, только по другому каналу. Мы с Машкой уже наелись, и уже хочется подарков. Но мы сидим, и молчим. И тоже смотрим Иронию судьбы. Когда на экране вдруг появилась Кремлёвская стена, куранты, и круглая крыша с красным флагом – мама закричала «Слава, выключай свет скорее!». Папа выключил свет, зажёг гирлянду, и на экране появилось лицо Горбачёва с синяком на лысине. Он непонятно говорил, а мама с папой слушали, держа в руке бокалы с шампанским. И мы с Машкой тоже встали, и подняли свои фужеры с Буратиной. А потом начали бить куранты, а мама сказала «Скорее загадывайте желание!» Я загадала себе куклу Джульетту и магнитофон, а Машка, это и так понятно, железную дорогу. Я очень быстро всё загадала, а куранты всё били и били. Стало жалко, что у меня больше нет желаний, и я быстро загадала ещё, чтобы все люди в мире никогда не болели. Только я загадала про всех людей – по телевизору запели «Союз нерушимый республик свободных». Я тоже запела. У меня на всех школьных тетрадках этот гимн написан на задней обложке. Я все слова наизусть знаю. Папа включил свет, и крикнул «Ура!», и мама крикнула. И мы с Машкой тоже. Хотели чокнуться своим Буратиной с родителями, а они не разрешили.

Машка шепнула мне на ухо: «А сейчас будут подарки», и мы посмотрели на папу. Папа подёргал себя за галстук, прислушался к чему-то, и вдруг схватил меня за руку: «Побежали! Я слышу, что на лестнице кто-то есть! Это Дед Мороз!» Мы побежали. Машка корону уронила, а у меня шапочка упала, но я её подобрала. На лестнице никого не было. Мы посмотрели на папу, а он тащил нас по лестнице наверх. «Он выше убежал, догоняйте!» Мы добежали со второго этажа до девятого, но Деда Мороза не нашли. Машка заревела, а я сдержалась. Открылись двери лифта. Это папа за нами приехал. «Что, говорит, - упустили Деда Мороза? А он уже успел к нам домой зайти, и подарки вам оставить. Быстрее в лифт». Машка плакать перестала, а я подумала, что папа всё врёт. Не мог Дед Мороз так быстро от нас убежать, и вернуться к нам домой с подарками. Но папа не обманул. В комнате была настежь распахнута балконная дверь, и на паласе лежал настоящий снег, на котором отпечатались человеческие следы! А под ёлкой лежал серый мешок, и в нём что-то было! Я потрогала снег на полу, и спросила маму: «Это правда Дед Мороз приходил?», а мама сказала «Конечно. Вы только убежали – и вдруг распахивается балконная дверь, метель такая что не видно ничего, и Дед Мороз появился. В валенках и с мешком. Говорит «А где же Маша с Лидой?» Я ему говорю: «Дедушка, а они на лестнице тебя ищут», а Дед Мороз извинился, сказал: «Эх, не успею я с ними повидаться, меня другие детишки ещё ждут», и ушёл» И я сразу очень ясно представила себе и метель эту, и Деда Мороза с мешком. Снег на паласе растаял уже, а я запомнила какие там следы были. Это точно от валенок. Машка уже мешок развязала, и теперь сопит, и роется в нём. Я тоже полезла. Машку толкаю, а она меня отталкивает. Только мы всё равно поняли кому какой подарок. Мне – куклу Джульетту, а Машке железную дорогу. Ха, а Ирка говорит, что Дед Мороза не существует, и подарки дарят мама с папой. Всё она врёт. Мама с папой даже не знали, что мы с Машкой загадали под бой курантов. Только магнитофона нету почему-то. Наверное, на следующий год подарит. Когда я подрасту. Всё равно у меня даже кассет никаких нету, чтобы музыку слушать…

*** А скоро Новый Год. Скоро надо будет ехать в «Метро», и коробками закупать шампанское, водку, колбасу, консервы. Надо будет позвонить Машке, она мне всегда икру хорошую через мужа достаёт. Платье своё белое, в котором я летом на свадьбе у Женьки была, достать надо. По-моему, там пятно. В химчистку отдать нужно, если не забуду. Надо определиться где я Новый Год встречать буду: дома, в гостях, или на даче. Чулки купить нужно, и туфли откопать белые. Не помню, куда я их сунула. Ирке позвонить не забыть бы. Она мне рецепт салата дать обещала. Список подарков составить, чтобы никого не забыть. Сыну – МР3 плеер, Машке – игрушечный мотоцикл, для её коллекции, маме – духи и новую тушь, она намекала стеснительно, а папе… А папе я подарю этот рассказ. Я подарю ему его по телефону, ровно в полночь. Пока бьют куранты, и играет гимн России. Я буду ему читать это с листа, и сдерживаться, чтобы не заплакать. Как тогда. Двадцать три года назад. На лестнице. На девятом этаже. Когда мне всего на одну секунду показалось, что папа может меня обмануть… (c)